вокруг и возвращаться из своих набегов свежими, как цветы, вместо того чтобы вянуть в сумерках супружеской верности.

- Что за поэтическая речь! Стало быть, каждая порядочная пара приговорена к вымиранию.

- Просто так устроена жизнь. Брак можно обновлять только стимулированием, только бесконечными, как вы выражаетесь, эскападами - такова природа, соль, превращающая нашу еду в пищу богов.

- Но если эта приправа отравит ваши кушанья? Если ваш брачный союз умрет от таких приправ?

- Тогда туда ему и дорога! Значит, это был никуда не годный союз. Что жалеть о пролитом молоке! Развал такого союза никому не повредит.

- Значит, имеет значение только послушание Эросу, как вы говорите? Ну, а ревность тех женщин, у которых вы отбираете мужей? Они-то имеют на что-нибудь право?

- А я разве обязана быть хранительницей их очага? Защитницей этого дикого пережитка? Я слышала, среди некоторых племен существует обрезание для девочек. Им ампутируют клитор, чтобы они не очень-то рвались к наслаждениям. Там даже не надо прибегать к помощи медиков: их матери сами соглашаются провести такую операцию. Так вот: я ненавижу тех, кто смотрит на мир глазами этих женщин из африканского племени.

- Ну, а будет ли ваш муж в восторге, когда в один прекрасный день вы подарите ему ребенка от чужого отца? А потом еще и еще?

- Эти дети не будут от 'чужого отца'. Они будут детьми человека. А происхождение человеческого существа никого не должно интересовать. Если у меня будут дети, я не буду заботиться о том, сколько ошибок сделают они в школьных сочинениях, я буду заботиться о том, чтобы они жили в прекрасном мире. И если это не будет терпимый и свободный мир, тогда мой ребенок окажется в самом деле просто гибридом.

Анна-Мария оторвалась от своих кистей и подняла голову:

- Скажите, Эммануэль, а вы все позволите вашим детям?

- О нет, я запрещу им вернуться в XI век.

- А о какой любви вы расскажете им?

- Существует только одна любовь, и она неделима.

- Но разве вы их будете любить той же любовью, какой любите Жана?

- Я же говорю вам, у любви только один путь.

- Но с Жаном вы спите, хотя и не считаете это его исключительным правом.

- И что?

- Что же, вы с детьми будете идти тем же путем?

- Ничего не могу сказать вам сейчас. Но вы узнаете это, когда я познакомлюсь со своими детьми.

- А вы позволите им любить друг друга?

- Позволю? Ну конечно! Чудовищно запрещать им это.

- Да, я вижу, что хуже ничего не придумаешь...

- Так и есть! Вы в ужасе! Это же самое страшное табу, да?

- Но ведь это же законы от Бога! И разве вы не понимаете, что это законы самой природы? Вы что же, считаете, что их не существует?

- Я принимаю их все: у меня нет другого выбора. Мои электроны вертятся вокруг ядра, как им заблагорассудится, сила тяжести тянет меня книзу, и в один прекрасный день я умру, ибо все смертны. Пока наука не в силах помочь мне опровергнуть эти законы, - а она вряд ли сможет это сделать, - мне ничего не остается, как соглашаться с ними. Но я не вижу в них ничего, что запрещало бы брату любить сестру. А если по правде, то мне кажется, что иногда природа не то чтобы запрещает, а даже поощряет такую любовь.

- Вы имеете в виду любовь без физического контакта? Но это же, в вашем понимании, невозможно.

- Это вы так говорите, это вы придумываете ограничения. Я говорю только то, что ничего невозможного нет.

Эммануэль потянулась, как кошка, зевнула, совсем не стремясь скрыть, что дискуссия начала ей надоедать. И вдруг вспыхнула:

- Любовь без объятий, объятия без любви - вот уже две тысячи лет ханжи кружат вокруг этого вопроса, как мошки вокруг лампы. Ничего страшного, если они повредятся чуть-чуть в уме, но они ведь хотят, чтобы тронулась вся планета! Они нацепляют фиговые листки, придумывают для таитянок ситцевые платья. Они хотят заставить нас бояться собственного тела. Это все равно, что обривать кого-нибудь в наказание.

- Но есть и другие ценности, кроме телесных.

- Опять за свое! Телесных! Да моя душа воспарит гораздо выше, чем у каких-нибудь вечно молящихся святош.

- Ох, Эммануэль, вы вещаете просто пророчески. Ей-богу, я начинаю колебаться. Если бы вы разъяснили мне более убедительно свою истину, может быть, у меня и родилось бы желание идти по вашим стопам.

- Ну что ж, посмотрите, пожалуйста, на меня. Выгляжу ли я, как дьявольское создание? Похоже ли мое лицо на лик демонов? И посмотрите на мое тело найдете ли вы там знак проклятия?

Она быстро рванула с себя свитер, как две чаши, взяла в руки свои груди и поднесла их прямо к лицу Анны-Марии. Анна-Мария улыбнулась.

- Говорят, что дьявол красив, - вздохнула она, - но я в это не верю. Красота исходит от Бога.

- И опять ошибка, - сказала Эммануэль. - Красота исходит от человека.

Анна-Мария любовалась Эммануэль, не произнося ни слова. Потом вздохнула, и в этом вздохе слышалось какое-то сожаление. И она начала собирать свои художнические принадлежности.

В воскресенье днем Жан повел жену и Кристофера на скачки. Эммануэль всматривалась в толпу, но знакомых лиц не видела. На нее, как обычно, бросали восхищенные взоры, но в них не было ничего, что говорило бы о том, что таланты Эммануэль известны любопытствующим. Так, подумала Эммануэль, элита на скачки не ходит.

Еще большим было ее удивление, когда она наткнулась на Ариану в сопровождении двух не очень примечательных иностранцев.

- Показываю знакомым дипломатам город, - сообщила графиня. - А ты что здесь делаешь?

- Жан учит меня ставить на лошадей и выигрывать.

- И ты выигрываешь?

- Все время.

- Еще бы, ты ведь самородок!

Они рассмеялись. По радио проблеяли что-то непонятное, и Эммануэль изящно повернулась на каблуках, чтобы увидеть, что происходит; юбка взлетела кверху, ослепив на мгновение мир зрелищем двух выпуклых ягодиц, и потом снова опала.

- Неплохо, - одобрила Ариана. - Вот бы показать это Кристоферу. Что ты так вытаращилась?

- Он влюблен в меня.

- А ты?

- По-моему, он милый.

- А в постели хорош?

- Это я тебе расскажу позже. Она переменила тему:

- Я получила письмо от Мари-Анж.

- Господи! И что же она пишет?

- Пишет о море, о ветре, о песке, о волнах, о языках пены на берегу... Чрезвычайно поэтично.

- Видно, она что-то скрывает.

- А подписалась так: 'Преподобная мать Мария из Святого Оргазма, приоресса нашей приснодевы Мастурбации'.

- Это звучит лучше.

- И еще она написала, что виделась с Би.

- Ах, вот как!

- Слушай, как ее настоящее имя?