Мы столь часто читаем в истории о королях, королевах, великих лордах, благородных рыцарях, святых септонах и мудрых мейстерах, что порой забываем о простых людях, живших в одно время с сильными и великими. Между тем время от времени кто-то из этих мужчин и женщин, не могущих похвастать ни родом, ни богатством, ни мудростью, ни боевым мастерством, вдруг поднимается над безымянными толпами и меняет судьбу королевств. Так случилось и на Светлом острове в достопамятном 133 году.
Далтон Грейджой в самом деле имел двадцать две морские жены. Четыре, две из коих родили ему детей, оставались на Пайке, другие были взяты в набегах на западный берег. Среди них числились две дочери лорда Фармена, вдова рыцаря из Кайса и даже одна Ланнистер (правда, не из Бобрового Утеса, а всего лишь из Ланниспорта), но большинство составляли скромные дочки рыбаков, торговцев и латников, доставшиеся Кракену после того, как он убил их отцов, братьев или мужей. Одну из них звали Тесс, и это все, что мы о ней знаем. Тринадцать было ей или тридцать? Красавица она была или дурнушка, вдова или девственница? Где нашел ее Грейджой и долго ли она пробыла в его женах? Ненавидела она его как насильника или любила так, что безумно ревновала ко всем остальным?
Ни на что из этого у нас нет ответа. Рассказы о сей женщине столь различны, что она скорее всего навсегда останется тайной в анналах истории. Достоверно известно только одно: в одну дождливую бурную ночь после того, как Далтон уснул, насладившись Тесс в Светлом Замке, она достала из ножен его кинжал и перерезала ему горло от уха до уха, а после бросилась, нагая и окровавленная, в ревущие внизу волны.
Красный Кракен погиб накануне своей величайшей битвы, и не от вражеского меча, а от собственного кинжала в руке одной из его собственных жен.
Одержанные им победы ненадолго пережили его. Назавтра же его флот начал таять: капитаны уходили домой один за другим. Каменной жены у Далтона не было; после него остались лишь два маленьких сына, рожденные на Пайке морскими женами, три сестры да несколько дальних родичей, один другого жадней и ухватистей. Морской Трон по закону переходил к старшему из «соленых сынов», но Торону не исполнилось еще и шести, а его мать – не каменная, а морская жена – не могла состоять при нем регентшей. Железные капитаны, торопясь обратно на свои острова, хорошо понимали, что борьба за власть неизбежна.
На Светлом острове между тем вспыхнуло восстание. Простые люди и немногие оставшиеся там рыцари вытаскивали промедливших с уходом Железных Людей из постелей и рубили их на куски, а стоящие в гавани корабли поджигали. За три дня сотни захватчиков обрели столь же внезапную и кровавую смерть, которой подвергали жителей запада; лишь Светлый Замок оставался пока в их руках. Гарнизон, состоявший из ближних соратников Красного Кракена, держался стойко, пока один вожак, хитрый Алестер Винч, не убил другого, громогласного гиганта Гунтора Гудбразера – у них вышла ссора из-за морской жены Кракена Лизы Фармен.
И Алин Веларион, придя освободить западные земли, нашел, что освобождать их более не от кого. Под стенами Ланниспорта «Леди Бейелу» встретил приветственный перезвон городских колоколов; тысячи горожан хлынули из ворот на берег, а леди Джоанна поднесла Алину отлитого из золота морского конька.
Вслед за сим начались празднества. Алину не терпелось, запасшись водой и провизией, двинуться в долгий обратный путь, но здешние жители нипочем не хотели его отпускать. Потеряв весь свой флот, они опасались, что к ним нагрянет преемник Красного Кракена, кем бы тот ни был. Леди Джоанна предлагала даже напасть на Железные острова совместно: лорду Велариону нужно будет лишь доставить туда ее мечников и копейщиков. «Мы истребим там всех мужчин, – заявляла ее милость, – а женщин и детей продадим восточным работорговцам. Не оставим на этих скалах ничего живого, кроме чаек и крабов».
На это Алин не согласился, но оставил в Ланниспорте Морского Льва с третью своего флота – до тех пор, пока Ланнистеры, Фармены и другие западные лорды не построят достаточного числа собственных кораблей, чтобы обороняться от захватчиков с моря. После этого Дубовый Кулак опять поднял паруса и пустился в обратное путешествие.
Рассказывать о нем почти нечего. Близ устья Мандера вдали наконец-то показались идущие на север корабли Редвина; флотоводцы преломили хлеб на «Леди Бейеле» и вместе пошли в Бор, где лорд Алин погостил недолгое время. Затем флот зашел в Старомест, и мейстеры Цитадели записали со слов Дубового Кулака подробную историю его похода в Закатное море. Мастера семи гильдий задали ему пир, верховный септон благословил снова. Мимо опять потянулись пустынные берега Дорна. Принцесса Алиандра в Солнечном Копье порадовалась его возвращению и жадно слушала рассказы о его приключениях, к ярости брата с сестрой и ревнивых поклонников.
От нее Алин узнал, что Дорн заключил с Тирошем и Лиссом союз против Раккалио Риндона, а на пиру в Девичий День (когда в Королевской Гавани состоялся парад невест) к Дубовому Кулаку подошел Дразенко Рогаре, один из лиссенийских послов, и попросил о разговоре с глазу на глаз. Любопытствующий Алин вышел с ним во двор замка, где лиссениец прямо-таки припал к нему. «Я испугался, что он меня сейчас поцелует», – говорил Алин, но тот лишь прошептал ему на ухо секрет, изменивший впоследствии историю Вестероса. Назавтра лорд Веларион поднялся на «Леди Бейелу» и отдал приказ… идти в Лисс.
В свое время мы расскажем, что его к этому побудило и что с ним произошло в этом городе, а пока вернемся в Королевскую Гавань. С началом нового года Красный Замок вновь обрел радость жизни. Дейенера, хотя была еще младше, чем покойная Джейегера, ясным солнышком озаряла окутавший короля мрак… по крайней мере, тогда. Эйегона видели при дворе чаще прежнего, и он трижды покидал замок, чтобы показать своей королеве город… не повел ее только в Драконье Логово, где жил Утро, молодой змей леди Рейены. Его величество с новым пылом принялся за учение, и Гриба часто звали веселить короля с королевой за ужином. «Ее звонкий смех звучал музыкой в моих дурацких ушах, и сам король,
