Лорд Криган, вдовевший уже три года, отвечал ей взаимностью. Королевой любви и красоты Черную Эли никто бы не выбрал, но волчьего лорда привлекали ее бесстрашие, упрямство и вольный язык. Вскоре он начал искать ее общества и в чертогах, и во дворах. «Она пахнет не цветами, а дымом костра», – говорил он лорду Сервину, ближайшему своему другу.
И вот леди Алисанна пришла просить его, чтобы он утвердил указ принца. «Зачем мне это делать?» – для виду вопросил Старк.
«Ради Вестероса».
«Вестеросу будет лучше, когда изменники сгинут».
«Тогда ради принца. Не надо его позорить».
«Принц еще дитя, и не следовало ему встревать в это дело. Это Веларион опозорил его, а не я: теперь все будут говорить до конца его дней, что он взошел на трон, переступив через убитого родича».
«Ради мира, ради всех, кто поплатится жизнью, когда Алин Веларион начнет мстить».
«Есть и худшие способы умереть. Зима уже настала, миледи».
«Ну так ради меня. Окажите мне эту милость, и я больше никогда ни о чем вас не попрошу. Я буду знать, что мудрость ваша не уступает силе, а доброта – ненависти к врагам. Вы же взамен можете просить у меня что угодно».
Старк, по словам Гриба, нахмурился и сказал: «А что, если я попрошу вас отдать мне свою невинность?»
«Я не могу отдать то, чем не обладаю, милорд. Девственности я лишилась в седле лет так тринадцати».
«Люди сказали бы, что вы попусту растратили дар, предназначенный будущему вашему мужу».
«Ну и дураки. Моя лошадка была хорошая, не в пример многим знакомым мне мужьям».
Тут Старк рассмеялся и сказал: «Постараюсь это запомнить, миледи. Ваша просьба исполнена».
«А взамен?»
«Взамен вы нужны мне вся целиком. Отдайте мне вашу руку».
«Рука в обмен на голову? Быть по сему», – усмехнулась Эли; Гриб уверен, что того она с самого начала и добивалась.
Занялось серое утро казни. Всех смертников вывели в цепях из темниц на внешний двор замка и поставили на колени. Здесь же находились принц Эйегон и все его приближенные.
Пока септон Евстахий молился, прося Матерь смилостивиться над душами осужденных, пошел дождь. «Он лил так сильно, а Евстахий так долго нудил свое, что мы боялись, как бы приговоренные не потонули еще до плахи», – не преминул сострить Гриб. Но септон наконец умолк, и лорд Старк обнажил валирийский меч Лед, гордость своего дома. Суровый обычай Севера гласит, что вынесший приговор должен сам свершить казнь, дабы кровь осталась лишь на его руках.
Редко кому, будь то знатный лорд или простой палач, предстояло отсечь разом столько голов, как Старку в то утро, но свершилось всё очень быстро. Первый жребий вынул Перкин-Блоха. Старк дал ему последнее слово, и хитрец заявил, что хочет надеть черное. От Старка-де зависит, давать согласие или нет, но его милость – северянин и знает, сколь велики нужды Ночного Дозора.
Старк согласие дал. «Тут все заголосили наперебой, – говорит Гриб, – словно пьяницы, не помнящие слов песни». Помойные рыцари, носильщики, латники, смотритель винных погребов, слуги, три королевских гвардейца – все прониклись вдруг страстным желанием оборонять Стену. Даже великий мейстер Орвил примкнул к хору и получил пощаду, ибо Дозору нужны не только мечи, но и грамотеи.
На плахе в тот день умерли только двое. Один был сир Джайлс Бельграв, отказавшийся сменить белый плащ на черный. «Вы правы, милорд, – сказал он Старку, – нельзя, чтобы рыцарь Королевской Гвардии пережил своего короля», и лорд Криган отрубил ему голову одним взмахом Льда.
Вторым и последним умер лорд Ларис Стронг. На вопрос, не желает ли и он вступить в ряды Ночного Дозора, Ларис ответил: «Нет уж, милорд, я выберу себе преисподнюю потеплее. Есть у меня, однако, последняя просьба. Вслед за головой отрубите мне и увечную ногу: я мучился с ней при жизни и не хочу мучиться после смерти». Эту просьбу лорд Старк исполнил.
С гибелью последнего из Стронгов прервался древний и гордый род. Тело лорда Лариса отдали Молчаливым Сестрам, и кости его со временем обрели покой в Харренхолле. Отрубленную ногу Старк велел закопать на поле для нищих, но она куда-то исчезла; Гриб заявляет, что ее продали какому-то колдуну. То же рассказывали о ноге, оторванной у принца Джоффри на Блошином Конце: не прикажете ли верить, что ступни мертвецов обладают некой зловещей силой?
Головы Лариса Стронга и Джайлса Бельграва воткнули по обе стороны от ворот Красного Замка, а прочих приговоренных вернули в темницу, чтобы потом отправить на Стену. Так была дописана последняя строка в скорбной истории короля Эйегона II Таргариена.
На следующий же день Криган Старк вернул принцу Эйегону цепь десницы. Он мог бы занимать эту должность еще много лет, мог даже потребовать, чтобы его сделали регентом, но юг его не манил. «На Севере идет снег, и место мое в Винтерфелле», – сказал он.
Регентство
Десница в маске
Перед тем, как увести свое войско обратно на Север, Криган Старк столкнулся с непредвиденным затруднением.
Войско его состояло большей частью из «лишних ртов», возращение коих могло обречь их близких на голод и даже на смерть. Легенда (и Гриб) гласит, что ответ ему подсказала леди Алисанна. У Трезубца полным-полно вдов, сказала она, и у многих есть малые дети. Мужья этих женщин ушли сражаться за своих лордов и пали в бою. Теперь зима, и вдовам с сиротами очень бы пригодились мужчины в доме.
В итоге больше тысячи северян ушли после королевской свадьбы в речные земли с леди Алисанной и ее племянником Бенжикотом. «Каждой вдове по волку, – веселился Гриб. – Зимой он будет греть ей постель, по весне ее кости обгложет». На так называемых вдовьих ярмарках в Древороне, Риверране, Каменной Септе были заключены сотни браков, а те, кто жениться не хотел, поступали на службу к великим и малым лордам. Некоторые, как ни печально, подались в разбойники и кончили плохо, но в целом затея леди Алисанны имела большой успех. Северяне укрепили ополчения многих домов, особенно Талли и Блэквудов, помогли речным поселянам пережить зиму и распространили веру в старых богов к югу от Перешейка.
Другие северяне отправились искать удачи за Узким морем. Назавтра после того дня, как лорд Старк сложил с себя обязанности десницы, сир Марстон Уотерс, посланный в Лисс за наемниками, вернулся в столицу ни с чем. Он тут же попросил помиловать его за все
