Ни кораблей, ни золота у Рейениры не было.
Отправив лорда Корлиса в темницу, она лишилась своего флота; дрожа за свою жизнь, она покинула Королевскую Гавань в такой спешке, что не взяла с собой ни гроша. Изнуренная и отчаявшаяся, королева мерила шагами замок и безутешно рыдала, бледнея и теряя силы с каждым днем. Она не могла ни есть, ни спать. Последнего оставшегося в живых сына она не отпускала от себя ни на шаг: принц Эйегон был при ней денно и нощно, «словно маленькая бледная тень».
Когда леди Мередит ясно дала понять, что королева слишком загостилась, Рейенире пришлось продать свою корону, чтобы нанять браавосский торговый корабль «Виоланду». Сир Харрольд убеждал ее искать пристанища у леди Аррен в Долине, сир Медрик Мандерли уговаривал плыть с ним и его братом сиром Торрхеном в Белую Гавань, но королева отказала обоим. Она твердо решила вернуться домой, на Драконий Камень. Там лежат драконьи яйца, говорила она; без драконов ее дело проиграно в любом случае.
Сильный ветер принес «Виоланду» ближе к Дрифтмарку, чем было желательно королеве. Трижды они проходили на расстоянии оклика от боевых кораблей лорда Велариона, и Рейенира в это время на палубе не показывалась. С вечерним приливом судно вошло в гавань под Драконьей горой. Еще будучи в Синем Доле, королева выслала вперед воронов, чтобы известить о своем прибытии, и на берегу ее ждал эскорт. Она вышла на пристань с принцем Эйегоном, своими дамами и тремя королевскими рыцарями (золотые плащи, которые выехали с ней из Королевской Гавани, остались в Синем Доле, а братья Мандерли – на борту «Виоланды», которая должна была доставить их в Белую Гавань).
Шел дождь, и в порту не было ни души. Даже портовые бордели стояли пустые, но королева не обратила на это внимания. Сломленная телом и духом, потрясенная пережитыми предательствами, она хотела лишь одного: вернуться в свой замок, где, как она полагала, им с сыном ничто не будет грозить. Могла ли она знать, что последняя и самая страшная измена ждет ее в родных стенах?
Эскортом из сорока человек командовал сир Альфред Брум – один из тех, кого королева оставила на Драконьем Камне, выступив на Королевскую Гавань. Брум был старейшим из местных рыцарей. Он служил еще при Старом Короле и потому полагал, что после отбытия королевы на материк кастеляном оставят его; однако Гриб говорит, что сир Альфред, человек угрюмого нрава, не внушал ни расположения к себе, ни доверия, поэтому Рейенира отдала этот пост более покладистому сиру Роберту Квинсу.
Когда королева спросила, отчего сир Роберт сам не встретил ее, Брум ответил, что она найдет «нашего дородного друга» в замке. Так и вышло: там ее ожидало обгоревшее до неузнаваемости тело Квинса. Только по размерам его и можно было опознать, ибо сир Роберт был чрезвычайно толст. Обугленный труп его висел над воротами рядом с телами стюарда, мастера над оружием, капитана гвардии… и верхней половиной тела великого мейстера Герардиса: все остальное отсутствовало, и из разорванного чрева, подобно обгоревшим змеям, свисали внутренности.
Увидев тела, королева побледнела как смерть, но принц Эйегон сразу понял, что означает это зрелище. «Матушка, беги!» – крикнул он, но поздно: люди сира Альфреда бросились на защитников королевы. Сиру Харрольду Дарку размозжили голову топором, прежде чем он успел обнажить меч, сиру Адриану Редфорту нанесли удар копьем в спину. Один сир Лорет Лансдел был достаточно быстр и сумел перед смертью уложить двух изменников. С его смертью от Королевской Гвардии Рейениры ничего не осталось. Принц Эйегон схватил меч убитого сира Харрольда, но сир Альфред презрительно отвел клинок в сторону.
Мальчика, королеву и фрейлин, подгоняя копьями, ввели во двор замка. Там (как спустя годы написал Гриб), они увидели перед собой «мертвеца и умирающего дракона».
Чешуя Солнечного все так же сверкала золотом на черном камне двора, но видно было, что жить великолепнейшему из вестеросских драконов осталось недолго. Он лежал, свернувшись клубком; крыло, почти напрочь оторванное Мелейс, торчало косо, свежие шрамы на спине дымились и кровоточили при каждом движении. Когда он поднял голову, почуяв чужих, стали видны рваные раны там, где другой дракон вырвал куски плоти из его шеи. На брюхе вместо чешуи кое-где вздулись рубцы, в пустой правой глазнице запеклась черная кровь.
Рейенира, как и любой на ее месте, задавалась вопросом, как такое могло случиться. Но мы благодаря Манкену ныне знаем то, чего она тогда не ведала. Именно в его «Подлинной истории», которая во многом опирается на свидетельство великого мейстера Орвила, рассказывается, как Эйегон II оказался на Драконьем Камне.
Как только в небесах над Королевской Гаванью показались драконы королевы, короля и его детей вывели из города, и сделал это не кто иной, как лорд Ларис Стронг по прозвищу Колченогий. Если бы они прошли через городские ворота, их могли бы увидеть и запомнить, поэтому лорд Ларис провел их потайными ходами Мейегора Жестокого, известными ему одному.
Тот же лорд Ларис решил, что беглецам лучше разделиться: если кого и поймают, остальные все же могут спастись. Сиру Рикарду Торне поручили доставить двухлетнего принца Мейелора к лорду Хайтауэру. Шестилетнюю принцессу Джейегеру отдали на попечение сира Вилиса Фелла, который поклялся доставить ее в Штормовой Предел в целости и сохранности. Ни один из них не знал, куда направляется другой, и потому не мог выдать этого, попав в плен.
И лишь один лорд Ларис знал о том, что самого короля, переодетого в просоленный рыбацкий плащ, спрятали под грузом трески на баркасе и отправили на Драконий Камень в сопровождении одного рыцаря-бастарда, у которого была там родня. Колченогий рассудил, что Рейенира непременно объявит охоту на Эйегона, как только узнает о его исчезновении; но лодка в море не оставляет следов, и едва ли кому придет в голову искать короля на острове сестры, рядом с ее замком. Манкен пишет, что эту историю великий мейстер Орвил слышал из уст самого лорда Лариса.
Там бы Эйегон и оставался, отсиживаясь в своем укрытии, не причиняя никому вреда, глуша боль вином и скрывая ожоги под одеждой простолюдина, если бы на Драконий Камень не прилетел Солнечный. Никто не может сказать, что потянуло его туда. Смутная память о дымной горе, где он вылупился? Или же он
