готовить постель. Сама же присела рядом с задумчиво глядящим на огонь Олегом:
— А как ты понял, что они напасть сбираются, ведун?
— Ничего я не понял, — поморщился Середин. — Ничего. Просто успел привыкнуть, что в этом мире всегда нужно готовиться к самому худшему и радоваться, коли всё обходится мелкими неприятностями. Увидел воинов и приготовился на случай беды. Боярин, стало быть, тоже. А твои мальчишки к спокойной жизни привыкли. Не ждали… Зря ты поехала. Молоды они еще. Обучить их сперва надобно. Делу ратному да сторожке постоянной. Готовности меч завсегда под рукой держать. А коли мирно всё — то кистень в рукаве. Только так до старости и доживешь…
— Благодарствую тебе, ведун… — Она взяла Олега под локоть, чуть прижалась. — Кабы не ты, лежали бы вы ныне в земле сырой, а нас, мыслю, натешившись, гнали бы уж в земли греческие али хазарские продавать.
— Чего я? — удивился Середин. — Боярин, вон, зараз двоих палицей своей смахнул.
— Тык он за палицу схватился, как лязг железа услышал, — указала она на стоящего у погребального костра богатыря. — Кабы не ты, и понять бы ничего не успел… С тобой покойно, ведун. Хотела бы я, чтобы сыновья мои на тебя походили. Чтобы ты холопов молодых чему научил. Дабы тоже руку на мече держать умели. А, ведун? Как мне уговорить тебя в делах таких хоть маленько помочь?
Рука девушки, словно невзначай, легла ему на бедро.
— Есть один способ, — улыбнувшись, тихо ответил он.
— Рада! — громко распорядилась Пребрана. — Ну-ка, сходи в лес, мелкого хвороста собери охапку, дабы утром огонь быстрее занялся. И ты Базан, тоже ей подмогни. И присмотри, чужих бы кого не появилось.
— Слушаю, слушаю, боярыня, — нестройно ответили слуги и отправились в чащу.
— Боюсь я, — тихо сказала девушка, — как бы порчу на постель мою никто не навел. Не глянешь, ведун?
Молодой человек с сомнением посмотрел в сторону палатки. Останешься вот так наедине с девушкой, а потом разговоров не оберешься: было — не было, твой ребенок — не твой. И вообще, как честный человек…
— Отчего не глянуть? — Олег поднялся, расстегивая ремень, нырнул под полог и не столько во исполнение женской воли, сколько по привычке провел над толстой войлочной подстилкой левой рукой. — Вроде, чисто.
— А ты внимательно смотрел, ведун? — улеглась рядом Пребрана.
Она сладко потянулась, отчего короткая курточка отползла наверх, обнажая атласную полоску возле шаровар. Олег, не удержавшись от соблазна, скользнул ладонью по гладкой материи, и как-то сами собой пальцы ушли ниже, под завязки штанов. Девушка закрыла глаза, легко перебирая ему волосы, и ведун потихоньку повлек скользкую материю наверх, пока не ощутил обнаженное тело. Пребрана тихо охнула, словно он коснулся не просто кожи немного ниже талии, а чего-то куда более интимного. Середин сдвинул руку немного ниже…
— Ведун! Ведун, ты где?!
— Ква! — сел Олег, а девушка торопливо расправила сбившуюся в складки ткань.
Середин, подхватив пояс с оружием, выкатился наружу, рывком встал:
— Кого потерял, боярин?
— Ну, ты колдун! — вздрогнул богатырь. — Не было ж тебя здесь!
— Вот же он я.
— Смеркается, ведун. Мыслю я, стражу назначить надо. Ты пока ложись, а я холопа дождусь, первым его оставлю, да и сам рядом лягу. Ты полуночную, самую колдовскую, стражу нести станешь, а я — утреннюю. Под утро сонных завсегда легче брать. И видно всё, и ворог еще глаза не продрал. Я это к тому, что супротив простых татей я управлюсь. А ты, будь ласков, во мраке покарауль. Люди в такой час не приходят…
— Не беспокойся, — кивнул Олег. — Посторожу.
— Ну, так ложись, отдыхай. Я пока присмотрю.
Середин оглянулся на палатку, вздохнул: Радул не холоп, его так просто в лес погулять не пошлешь. К сожалению… Не то чтобы ему так нравилась эта костлявая девица-переросток, но Олег уже и забыл, когда последний раз слышал горячие женские стоны и ощущал на лице прерывистое дыхание, когда чувствовал биение взбунтовавшейся плоти…
— Еще немного, и мне начнут нравиться козы… — пробормотал ведун и решительно повернул к сумке за шкурой.
Рада, кстати, сейчас там, в лесу. А с девками подневольными в этом мире все проще…
— Рада, да где ты там! — послышался из палатки раздраженный крик. — Где одеяла все? Рада, где ты бродишь?! Сюда иди, холодно!
Служанка тут же прибежала из леса, свалила хворост неподалеку от огня, подхватила один из тюков и юркнула в палатку, даже не оглянувшись на своего «спасителя». Раскинув шкуру, Олег разделся, разогнался по песчаной косе и, к ужасу богатыря, с головой ушел под воду, скользя вдоль самого дна. Увы, в этот тяжелый час ему навстречу не попалось не только русалки, но даже болотницы. Прямо святое место — хоть идолов врывай.
Отдав реке часть своего жара, ведун выбрался на берег. Не одеваясь, закатался в шкуру и закрыл глаза. Он уже понял, что в эту ночь к нему не придет никто — ни берегини, ни женщины, ни даже колдуны, которым можно под настроение башку лысую отрубить. В общем, всё будет хорошо.
Предрассветный туман, пропитавший пологи, вьюки, одежду, постели, заставил путников подняться еще до рассвета. Разводить огонь никто даже не пытался — собрав лагерь и заседлав коней, люди тронулись дальше. К первым лучам солнца они выбрались на дорогу, а незадолго до полудня вышли к крупному стольному городу, раскинувшемуся не меньше, чем на версту по обе стороны от тракта. Центральная крепость стояла, скорее, не на холме, а поднимала рубленые стены над рукотворным земляным валом — за ними не выглядывали островерхие крыши теремов над княжескими и боярскими хоромами, башни детинца, как обычно бывает, когда крепость возводится на взгорке.
Впрочем, сам город начинался далеко за пределами крепости. Миновав ворота частокола со скучающей у костра поместной стражей, путники долго ехали мимо изгородей в три-четыре жерди, за которыми тянулись грядки с огурцами, капустой и неизменной на Руси репой. Классические избы-пятистенки стояли без фундаментов, просто на дубовых колодах, возле холодных овинов бродили куры, поросята вспахивали розовыми пятачками утоптанную землю. Больше всего это напоминало бы садоводство брежневских времен — если бы не обилие скота и не стоящие в стороне от жилья мастерские. В некоторых из них обнаженные по пояс, потные мастера стучали молотами по наковальням; в других вываривали шкуры, чеканили медь, лепили глину, строгали дерево, отбивали войлок — полуденная жара заставила ремесленников распахнуть двери, а то и вовсе перебраться с работой под навес.
— Надеюсь, тут и харчевни какие-нибудь имеются, — вслух заметил Олег. — Где это мы, боярин?
— Рша, — кратко ответил Радул, погоняя коня.
— Рша? — Середин удивленно почесал в затылке, пытаясь соотнести название с известными ему городами, пока не сообразил: — Елки, это же Орша!
Та самая знаменитая Орша, под которой цивилизованный мир впервые познакомился с установками залпового огня.
Он огляделся еще раз, удивленно покачал головой: странная штука — история. Города, которые поражали своими размерами мир, с течением веков становятся мелкими весями, а деревни — столицами. А некоторые селения не меняются на протяжении тысячелетий. Скорее всего, в двадцатом веке «стратегический железнодорожный узел Орша» размерами не сильно превышал Ршу нынешнюю.
Под стенами крепости шумел обширный торг — но на ближнем пересечении дорог богатырь повернул направо и Рысью промчался по узенькой улочке между плотными частоколами выше всадников высотой. Где-то через минуту улица пошла вниз, и перед путниками открылась широкая водная гладь, покрытая белыми бурунами пены. Боярин спешился неподалеку от берега, перелез через толстые, густо смазанные салом и жиром, дубовые рельсы, вошел в воду, зачерпнул полные горсти, омыл лицо, зачерпнул снова,
