За столом сидели шестеро. Кожаные поддоспешники, добротные сапоги. У двоих на широких поясах из воловьей кожи висели мечи, у остальных — ножи и боевые топорики. Головы, словно от усталости, лежали на столешнице. И только пустые глазницы и коричневые лохмотья полусгнившей кожи с остатками волос показывали, что пиршество путников закончилось уже давно. Очень давно…

— Этого нам только не хватает… — попятился Середин.

— Веду-ун!

— Что?!

Олег кинулся Радулу на помощь — но тот спокойно стоял у берега, опершись на мелко дрожащую березу.

— Что случилось?

— Вот же она, гать, — спокойно указал богатырь на коричневую полосу, уходящую к торчащим над горизонтом зеленым кронам. — А у вас что случилось?

— Шестеро мертвых. Без тризны, без поминания, жертвы и прощальных молитв. Теперь понятно, почему про эти места так мало дурных слухов. Те, кому есть что рассказать, отсюда не возвращаются.

— Что же делать, ведун?

— А ничего не сделаешь… — Середин посмотрел на небо, на гать. — До темноты всё едино к соседнему острову не успеем. Придется ночевать здесь. Пошли на стоянку.

На биваке все шло правильным путем: лошади стояли с торбами на мордах, возле сдвинутых одна к другой телег колыхался полог, издалека ощущался запах мясной наваристой каши. Вот только… У костра, прижавшись к одному из холопов, сидела девушка в красной юбке и рубахе с вышитыми у плеч рукавами, с длинной косой, в которой красовалась атласная синяя ленточка, с пунцовыми губами и пронзительно- голубыми глазками. Она что-то говорила юноше, теребя в руках ветку шиповника.

— Это еще кто?

— Да вот, заблудилась, сказывает, девица, — остановился и отер лоб Третьяк, рубивший хворост для костра. — Шла в соседнюю деревню, а попала сюда. Голодная. Покормим, да и пусть идет себе во имя Похвиста, коли не боится. — Холоп усмехнулся и повторил наказ ведуна: — Не хромает, никуда не заманивает.

— А я предупреждал, близко не подходить? — Юноша изменился в лице, оглянулся на костер.

— Не подходили мы… Но ведь не хромает?

— А в воде отражается? — громко спросил ведун. Услышав вопрос, девушка-краса вскочила, отпрыгнула к воде, оскалилась, зло зашипев, снова отпрыгнула — прямо на осину, и исчезла.

— Вы советы слушать когда-нибудь научитесь, олухи?! — не выдержал Середин. — Вам жить вообше охота или нет? Тебя как звать?

— Тихон… — поднялся с бревна холоп.

— Как чувствуешь себя?

— Да… Нормально, вроде…

— Значит, повезло. Крупная мавка человека в мертвеца за полчаса превращает. Обычная, вроде этой, за ночь. Мелкая, что ребенком прикидывается, месяц может следом бегать, пока не высосет. Ты сколько с ней рядом просидел? Чем она тебя подманила? Хотя, — махнул ведун рукой, — какая теперь разница? Всё, вечереет. Делайте быстро дела, какие кому нужно, и собирайтесь в лагерь. Пора защитную линию наговаривать. И чтобы до рассвета никто шагу наружу не ступил, даже если мать родную увидит! Не я убью — болото. Причем всех. Ясно?

Едва светило ушло за горизонт, как мавка вернулась, остановилась у самой линии и принялась звать Тихона к себе, жалуясь, что ей холодно одной. Прибрели две болотницы, молча уставились на недоступных жертв, захлопали крыльями анчутки. Олег расстелил шкуру, расстегнул ремень, молнию косухи, покачал головой:

— Ложились бы вы все, дорога долгая. Нежити через линию не перейти, а недобрых людей к лагерю сама нежить не пустит. Ложитесь, в кои веки поспать без всякой опаски можно.

Болотницы одновременно всхрапнули, словно кобылы, которым с силой натянули поводья, но ведун только хмыкнул и накинул на себя край шкуры.

На сей раз до утра его никто не будил, и Середин смог наконец-то выспаться за беспокойную прошлую ночь. Открыл глаза он только от запаха горячего кулеша, пробравшегося в ноздри, и тихо-заунывного: «Вставай, вставай», что доносилось немного со стороны.

— Что там случилось? — поинтересовался, поднимаясь, ведун.

— Тихон не просыпается никак… — обернулся к Середину Базан.

Олег подошел ближе, присел, прижал большой палец к запястью, ощутив тонкое подрагивание пульса.

— Дешево отделался мальчишка. Это мавка его обожрала. Но раз жив, за неделю отлежится, будет как новенький. На телегу его какую-нибудь уложи.

Ведун выпрямился, оглядываясь. Никаких признаков нежити, все лошади на месте. Служанка расчесывает волосы Пребране, Вавила помешивает воду в медном котелке, Третьяк пучком травы оглаживает коней, боярин Радул мажет салом меч. Никаких неприятностей — хотя ночевали в довольно гнилом месте. Всегда бы так!

Богатырь, жирно намазав салом самый кончик, несколько раз вогнал в ножны клинок и выдернул обратно. Середин с интересом подошел ближе:

— Чего ты не все лезвие мажешь, боярин, а только острие?

— Дык, само дальше намажется, о мех.

— Какой мех? — не понял ведун.

— Бараний… — Богатырь опять обнажил оружие и протянул ножны Олегу. Тот впервые заглянул внутрь и обнаружил, что сделаны они из коротко стриженной овчины, сложенной шерстью внутрь. Попадая в ножны, прочный булат не просто хранился в безопасности, а еще и смазывался равномерно по всей поверхности. Пожалуй, если такой даже в сырую землю закопать — пролежит не одну тысячу лет, как новенький. Ворон ничего подобного своим ученикам не рассказывал. Вот так — век живи, век учись.

— Пожалуй, готово, — решил Вавила, снимая котелок с огня. — Идите утрешнять, у кого брюхо еды просит…

Кулеш — размазня из гречишной крупки, обильно сдобренная салом, — особыми вкусовыми достоинствами не отличался, зато был сытным, да и варился быстро. Все, кроме боярской дочки и беспамятного Тихона, собрались вокруг котелка, вскоре вычерпали его до дна, и, облизав ложки, кто аккуратно замотал свою в тряпицу, а кто, как боярин Радул, спрятал в кожаный, украшенный серебряными накладками, чехольчик на поясе.

Холопы пошли запрягать коней, и через четверть часа телеги, позади которых были привязаны три лошади с израненными спинами, покатились по острову, подминая молодую поросль.

— Пройдем мимо деревни, возле березы гать начинается, — указал боярин, шагая рядом с первой телегой, как вдруг крестик на запястье Середина начал стремительно наливаться огнем.

— Радул, берегись! — рванул саблю ведун, еще не понимая, что происходит.

Богатырь тоже обнажил булат, непонимающе оглядываясь по сторонам, и в этот миг, раскидав прошлогоднюю листву, прямо из-под земли на него кинулся упырь.

— Ага! — радостно взвыл боярин, опуская на него меч. Нежить попыталась прикрыться своим, но тонкая стальная полоска остановить пудовый булатный клинок не смогла, и могучий удар развалил кровососа до пояса. Сбоку на воина прыгнул кто-то еще, но тут ведун краем глаза заметил шевеление справа — взмахнул саблей, отбрасывая в сторону топорище, и обратным движением снес оскалившуюся безгубым ртом голову. С облегчением выдохнул: чтобы там про топорики ни говорили, но это дешевое оружие для боя слабовато. Слишком инерционное. Как бойца ни готовь — а против физики не попрешь.

Олег отступил на шаг, встречая нового врага, увернулся от удара в голову и тут же сделал выпад, пробивая противнику грудь:

— Х-ха!

Внезапно упырь резко повернулся боком, вырывая застрявшее в своем теле оружие из рук ведуна. Середин качнулся вперед, увидел основание топорища, стремительно приближающееся ко лбу, и перед глазами поплыли розовые круги.