— Что тут непонятного? Думаешь, все инкассаторы инструкцию от и до выполняют. Да забываем мы закрывать двери на эти самые кнопки. Элементарно забываем. Редко, конечно, но бывает.

— Значит, Боярин…

— Если кнопка была не закрыта, — продолжил вместо капитана Серега, — и он увидел, что к машине подхожу не я, а кто-то другой, то автоматически ее закрыл и, по идее, насторожился.

— А если бы кнопку не закрыл…

— То преступник спокойно бы распахнул дверь и стрелял бы не через стекла, а практически в упор. И, кстати, тогда лично я оказался бы в еще большем подозрении.

— Ну да, — согласился Клюев. — Получилось бы, что старший открыл тебе дверь, и тут ты его с водителем того…

— Абсолютно идиотская версия.

— Которая, тем не менее, оставалась бы версией. Да, повезло тебе, Шуба, со свидетельницей.

— А как мне, Борисыч, вообще повезло, — горько усмехнулся Серега и вновь дотронулся до шишки на голове, — ты просто не представляешь. Век бы свою голову под удары дубиной подставлял.

— Ладно, Шуба, заживет твоя голова. Какие-нибудь мысли, кто мог ограбить, имеются?

— Те же самые мысли, что и у любого инкассатора, — горько ухмыльнулся Серега. — К делу подошли продуманно, все рассчитали правильно. Могли бы, конечно, еще позже грабануть, чтобы не один мешок с деньгами унести, а два, но дальше по маршруту таких удобных точек для ограбления нет. Да им и одного мешка с универсамовской сумкой на двоих вполне достаточно будет.

— На двоих. А возможно, и на троих, — задумчиво изрек капитан.

— Ты на что намекаешь, Борисыч? — нахмурился Серега.

— Не на тебя, Шуба, успокойся, — по-доброму улыбнулся Клюев. — Выходит, грабили люди кое-что знающие. В теории — те же инкассаторы, водители, которые могли раньше на этом маршруте работать. Или вообще в плане инкассации осведомленные.

— В теории — ты абсолютно прав, Борисыч. А знаешь, что самое обидное? Меня с Бояриным сегодня, именно сегодня собирались на броневик пересадить. Представляешь, как удивились бы преступники, увидев вместо «Волги» совсем другую машину — с бронированными стеклами, которые никакая пуля не возьмет? Все! Об ограблении Хорошевского маршрута можно забыть.

— А кто еще был в курсе про броневик?

— Кому надо, тот и был в курсе. У Матвея можешь уточнить. То есть, у нашего начальника — Александра Петровича Матвейчикова…

— Уточню, а как же без этого.

— Уточнит он, как сказал бы сейчас тот же Матвей. Слушай, Борисыч, можешь похлопотать, чтобы меня домой сегодня же отпустили?

— Тебе бы лучше в стационаре полежать, — замялся Клюев, — под наблюдением врачей.

— И под наблюдением милиции, да?

— Брось, Шуба. Тут такая ситуация, что не только ты и другие инкассаторы под подозрением, но даже я, — как твой знакомый, который с тобой за несколько часов до происшествия общался.

— Так я еще и с подполковником Заводновым общался, — усмехнулся и тут же поморщился Серега. — И с начальником инкассации, и с его заместителем… Давай, вообще всех подозревай.

— Приходится подозревать, Шуба, приходится. Кстати, по поводу Завода, в смысле твоего ему обещания… В смысле пластилиновой композиции…

— Ну, так пластилин-то у меня дома…

— Я могу…

— Вот только не надо говорить, что сюда пластилин привезешь. Ничего у меня в больнице не получится. Не та обстановка, не тот настрой. Домой мне надо. Если сегодня за композицию возьмусь, до субботы успею слепить охотников на привале… А вообще-то, Борисыч, я могу и без твоего содействия отсюда свалить. Я же не под арестом. Подумаешь, голова слегка кружится, так это не значит, что я не могу дома лечение проходить. Вот сейчас встану и…

— Добре, Шуба, добре, — Клюев похлопал по руке, собравшегося встать с кровати Костикова. — Успокойся и подожди чуток. Я сейчас все улажу и доставлю тебя домой в лучшем виде.

Оказаться у себя дома, причем, чем раньше, тем лучше Серега был просто обязан. Там у него, в сумраке серванта семнадцать живчиков почти сутки томились в ожидании, когда их вытащат на свет божий.

О дюжине «старожилов», а также о Клюеве с Любкой, появившихся в Застолье четыре дня назад, по большому счету, можно было не переживать. Все необходимое для жизни, в том числе и личная комната на каждого, у них имелось, они могли свободно перемещаться по сравнительно большой территории и общаться друг с другом.

Другое дело — находившиеся на островке-пляже Шуба и Вика и на таком же небольшом плоту — Пан Зюзя, Фуфел и Боярин. Но если островитяне могли мучиться от голода и жажды, то три алкаша должны были страдать еще и от похмелья. Ох, и не завидовал Серега Костиков своим «коллегам» по работе! Не завидовал и отдавал себе отчет, что сам виноват в их страданиях-переживаниях, и сам же должен, как можно быстрее, привести все в норму.

Борисыч не подвел, с докторами о выписке пострадавшего договорился, привез Костикова домой на служебной машине и даже до квартиры проводил. Приглашать его в гости Серега не стал, сослался на головную боль и уверил, что как только отдохнет, сразу приступит к лепке охотников на привале. В свою очередь, Клюев пообещал держать его в курсе, если возникнут какие-нибудь новости в связи с ограблением, и наведаться завтра в первой половине дня.

Голова у Сереги действительно побаливала, но не кружилась, и тошноты он не испытывал, разве что некоторую слабость. Но слабость можно было объяснить просто, — у Сереги почти сутки маковой росинки во рту не было. В больнице приглашали на завтрак, но он отказался. Костиков вообще впервые в жизни провел в больнице целую ночь. Болел он редко, никогда ничего себе не ломал, правда, иногда зарабатывал вывихи или растяжения конечностей, но случалось это либо на охоте, либо на рыбалке и всегда — по пьяной лавочке. Если когда и получал по голове, так только в детских драках. Как оказалось — крепкая у него голова.

В холодильнике продуктов хватало: пельмени, колбаса, сало, консервы, кое-что из овощей. Но есть совсем не хотелось, только пить. К огромной радости, Серега обнаружил на нижней полке холодильника баночку пива. И, хотя врачи, строго-настрого предупреждали о недопустимости употребления