Стоп! По идее в рюкзачке у Шубы должно быть то же самое, что Серега Костиков брал с собой на рыбалку. Помимо рыбацких причиндалов и дождевика — обязательно парочка бутербродов, небольшая фляжка со спиртным, две-три банки пива.
До этого момента скульптор как-то не заострял внимания на содержимом карманов живчиков, но в них наверняка что-то хранилось, и живчики этим самым пользовались. Ведь лепя фигурку человека или животного, он только подразумевал, что там есть всяческие необходимые для жизнедеятельности органы, а лепя холодильник и электроплиту, подразумевал, что они должны холодить и греть, и в итоге все это работало!
Значит, и в рюкзачке у спиннингиста Шубы должен находиться типичный рыбацкий набор, который берет с собой на рыбалку Серега Костиков. И, как следствие, обитатели острова-плажа в ближайшее время не должны помереть ни от голода, ни от жажды!
Но вернуться домой, к живчикам было все-таки желательно, чем раньше, тем лучше.
С этой навязчивой мыслью Серега Костиков еле дождался окончания маршрута. По дороге в банк с трудом нашел в себе силы не подгонять водителя, прекрасно понимая, что вредный Бугор, вместо того, чтобы прибавить газку, наоборот поедет медленнее.
Как всегда Хорошевский маршрут вернулся в банк одним из последних. С одной стороны это было даже хорошо — не грозило стояние в очереди на сдачу сумок с ценностями. Но все равно время для Костикова тянулось нестерпимо медленно. Пока он, как старший маршрута, одну за другой передавал сумки кассирше, а та дотошно проверяла каждую, пока расписывался в накладной о сдаче-приеме ценностей, пока сдавал оружие дежурному, прошла, казалось, целая вечность. Во всяком случае, Боярин за это время успел принять традиционную дозочку и выглядел довольным, даже слишком довольным, и вскоре Серега узнал — почему.
— Ни за что не догадаешься, в обществе кого я только что усугублял в машине у Фуфела, — задержал Боярин напарника на выходе из здания.
— А чего тут гадать, — пожал плечами Серега. — С Паном Зюзей, конечно.
— Ха, понятно, что у Фуфела — с Зюзей. А еще с кем пил? Могу намекнуть…
— Да какая разница! Отвали, мне домой пора.
— Огромная разница. Не торопись, Шуба, все равно задержаться придется. Намек такой — этот человек не русский!
— Можно подумать, ты — чисто русский. Постой, уж не хочешь ли ты сказать…
Серега оттеснил ухмыляющегося Боярина, вышел на улицу и нос к носу столкнулся с Викой.
— Сережа! — глаза девушки блестели.
Откуда ни возьмись, вынырнул заместитель начальника инкассации Лисавин и приобнял ее за талию.
— Костиков, тебя тут вообще-то заждались, — язык у Пана Зюзи заплетался. — А мы тут твоей даме околеть не дали…
— Сережа, ты чего так долго? — Вика слегка пошатнулась. — Нам же поговорить нужно.
— Мы ее подобрали… согрели…
Точно так же, как и днем, Костиков взял кореяночку под локоть и повел в сторонку.
— Я тебя ждала, замерзла вся…
— Так ведь согрелась в машине?
— Если бы не этот Фуфел…
— Еще одно смешное прозвище в список любовников. Да?
— Сережа…
— А мужик, который только что тебя лапал, начальник наш, так вообще — Пан Зюзя. Скажи, прикольное прозвище?
— Я не об этом, хотела спросить…
— Викуся, — вновь возник из темноты Лисавин. — Моя машина к твоим услугам. Когда наговоритесь, милости прошу!
— Уже наговорились! — Серега резко развернулся и зашагал прочь. Почему-то он был уверен, что Вика постарается сразу его догнать, остановить. Он ошибся, но ненамного. Запыхавшаяся Вика догнала его минуты через три и, семеня рядом, защебетала:
— Сережа, не торопись, пожалуйста… Этот ваш начальник, Пан Зюзя — самое настоящее хамло… Хамло и пьянь. Пытался меня силой в машину затащить… Так я вашему Пану — кулаком в рыло… Только тогда отстал. Зюзя, блин…
Костиков про себя усмехнулся. Заместитель начальника инкассации, будучи хорошенько подвыпивши, начинал клеиться к любой, попавшей в его поле зрения особе противоположного пола, и далеко не всегда получал столь решительный отпор, какой дала ему Вика. Но, по словам того же Фуфела, у «рожденного пить» Лисавина сил хватало лишь на обнимания, да слюнявые лобызания щечек и женских ручек, в остальном, как мужчина он «отдыхал». За что периодически получал от тех самых особ прекрасного пола по морде…
— Сережа, — продолжала меж тем щебетать Вика. — Со мной что-то странное всю ночь творилось. Никогда раньше такого не было. А ночью, когда я, ну… с Артуром, ну… ты понимаешь, Сережа… В общем, когда я отключилась, ты мне сразу приснился. Одет точно так же, как и спиннингист, которого ты слепил. И кошка твоя пластилиновая белая с голубыми глазами приснилась, только живая. Будто ты с этой кошкой на каком-то песчаном берегу, и я там же вместе с вами. Я что-то крикнула и проснулась, ну… Артур меня разбудил. И после этого я Артура стала постоянно твоим именем называть. Представляешь, Сережа?
Никак не реагируя на Вику, Костиков, не сбавляя темпа, шел молча, глядя только себе под ноги.
— Понимаешь, другой бы на месте Артура обиделся, а он — нет, только постоянно напоминал мне свое имя. И я исправлялась… Но потом, когда опять отключалась, ты мне опять снился, будто мы вдвоем на том песчаном берегу, и я рыдаю, а ты меня успокаиваешь… И когда Артур меня будил, я опять ошибалась, называя его Сережей… А он все повторял и повторял мне свое имя… И так — полночи, наверное… Это не секс был, а пытка настоящая. Мы оба измучились до невозможности…
Кажется, сейчас, прилагая все силы, чтобы не отстать, Вика тоже измучилась. Серегу это не трогало. Наоборот, чем ближе они подходили к метро, тем сильнее он злился. Вика сообщила все, что скульптор хотел узнать: так же как и он сам, как и Борисыч с Любкой, ночью в своих снах кореяночка видела происходившее вокруг глазами своей уменьшенной пластилиновой копии. Знать же о том, как Вика провела ночь с
