— Вот, любуюсь, — подполковник взял композицию двумя руками и поднес поближе к лицу. — Я, такое вот дело, очень люблю всякие такие миниатюрные штучки. Только чтобы все действие обязательно происходило на природе, где, отдыхают люди. Собирают грибочки, ловят рыбку, охотятся… Такое вот дело…

— Я тоже, Владимир Иванович, все это люблю, — решился вставить два слова Серега. — Собираю рыболовные и охотничьи марки, значки, открытки, фигурки по этой тематике леплю…

— Да-а-а… Я, собственно, в связи с этим и приказал капитану тебя вызвать. Да ты не шугайся, скульптор Шуба. Конечно же, не вызвать, а пригласить тебя сюда приказал я капитану нашему, Юрию Борисовичу. Порадовал он меня вчера подарочком пластилиновым. Все ведь стараются угодить начальству дорогой пафосной фигней, а тут вдруг приятный такой пустячок. Ты ведь прежде никогда меня, кроме как на фотографии, не видел, так? А слепил будто живого. Да-а-а… Такое впечатление, что я вот-вот окунька поймал и готов за удачу горло промочить, ха-ха…

— Ха-ха-ха, — засмеялся сидевший по правую руку от подполковника Клюев. Серега тоже вынужденно рассмеялся.

— А потом, — продолжил разговорившийся начальник РУВД, — капитан наш, Юрий Борисович про тебя мне рассказал, что лепить такие фигурки у тебя настоящий талант. Что у тебя таких фигурок несколько десятков. Верно?

— Верно, — кивнул Серега, пытаясь сообразить, к чему клонит подполковник. Неужели в связи с исчезновением Влада и Машки? Неужели Борисыч вышел на Артура, и лысый совладелец «Фазана и сазана» убедил капитана в его причастности к этим исчезновениям?

— А еще капитан наш, Юрий Борисович сказал, что ты свои фигурки никому и ни за что не продаешь, и только эту, как исключение, слепил по его большой просьбе.

— Ну, да…

— Да-а-а… — подполковник очень аккуратно поставил «Рыбацкое счастье» обратно на стол. — И тут возникает такое дело…

Серега напрягся, приготовившись услышать что-то очень для себя неприятное.

— Не мог бы ты, скульптор Шуба, по большой просьбе некого Заводнова Владимира Ивановича слепить еще одну композицию?

— То есть… слепить для вас? — Серега бросил взгляд на Клюева.

— Ну, конечно, — посчитал нужным вмешаться капитан. — Пойми, Шуба, тебя не начальник районного УВД просит, а глубокоуважаемый мною и всеми, кто его знает человек…

— О чем разговор! Обязательно слеплю, Владимир Иванович, — у Сереги отлегло от сердца, но только на миг. Он вдруг подумал, что полковник попросит слепить что-нибудь «хулиганское», о чем ему рассказал Борисыч. И как он тогда объяснит, куда делись те же «Застолье» и «Лыжная прогулочка»?

— Вы скажите — что именно слепить и к какому сроку?

— В том-то и дело, что времени совсем впритык! — в сердцах хлопнул ладонью по столу Заводнов и, спохватившись, испуганно посмотрел на задрожавшее «Рыбацкое счастье».

— Знать бы раньше о твоем таланте. У моего друга и начальника, товарища генерала… фамилию тебе знать необязательно… как раз в это воскресенье день рождения. Отмечать на охоте будем в Тверской области, куда планировали накануне, в субботу всей компанией выехать. А сегодня уже вторник. Успеешь ты до субботы свой талант проявить, а, скульптор Шуба?

— Смотря, какая композиция, сколько фигурок, какой антураж… — Серега вопросительно посмотрел на Борисыча. — Вообще-то леплю я быстро.

— Что верно, то верно, — подтвердил тот. — Он вас, Владимир Иванович буквально за два дня слепил.

— Так я-то один, а здесь три человека должны быть, да желательно еще и со всякими прибамбасами, как выразился наш скульптор, — с соответствующим ситуации антуражем…

— Детали антуража иногда труднее всего даются, — со всей серьезностью сказал Серега. — Помню, мне была необходима лиса, которая у уснувшего рыболова рыбу тырила. Так я эту рыжую дольше, чем всю остальную композицию лепил. Голая баба гораздо быстрей получается.

— Как раз в этом-то все и дело… — подполковник едва вновь не стукнул по столу, но вовремя удержался.

— Так что именно слепить-то надо?

— Ты картину великого русского художника Василия Григорьевича Перова «Охотники на привале» помнишь? Которую он в одна тысяча восемьсот семьдесят первом году написал, в период своего позднего творчества! — неожиданно даже для Клюева блеснул эрудицией подполковник.

— Конечно, помню. У него еще и картина «Рыболов» есть. Кстати, написанная в том же самом году, — не остался в долгу Серега. — И я, между прочим, одну свою композицию именно с этой картины слепил. Охотников на привале тоже собирался слепить, но пока руки, то есть, пальцы не дошли.

— Хорошо бы сейчас дошли, а, скульптор Шуба! — глаза Заводнова загорелись. — Как раз три охотника на привале и нужны. Только с другими мордами, ну и в одежде посовременней. Главное — непременно до субботы успеть.

— Если рогом упрусь, успею.

— Упрись, Шуба, упрись. А я тебе по гроб жизни обязан буду. Материал, пластилин, то есть, у тебя есть? Хватит?

— У меня все есть. Кроме физиономий действующих лиц.

— Одна из этих физиономий — моя. Вторая — моего друга, товарища генерала, третья — еще одного друга, он… ну, это не важно. Мы вместе сто лет на охоту выезжаем. Их фотки тебе завтра домой капитан наш, Юрий Борисович привезет. А ты до этого можешь с антуража начать, ведь так?

— Хорошая мысль…

— Ну, Шуба, ты даешь! — встретил Сергея Костикова у входа в здание банка водитель суточной машины Фуфел. — Ну, ты и ловкач, Шуба, кто бы мог подумать! И главное — все по чернявеньким, по чернявеньким, и главное — одна краше другой…

— Ты о чем? — нахмурился Серега.

— Голову на девяносто градусов влево поверни…

Предугадав, кого увидит, Серега посмотрел в указанном направлении. И, убедившись, что не ошибся, собрался войти в здание банка, но наткнулся на укоризненный взгляд водителя:

— Она почти час тебя дожидается…

— Тебе-то что? — Серега уже собрался обойти Фуфела — как-никак, скоро на маршрут выезжать, но остановился, услышав едва ли не молящее:

— Сережа, подожди!

Вика — и куда только подевалась ее вчерашняя надменность — бежала к нему, не глядя под ноги, вот-вот споткнется и упадет в лужицу. У нее и в самом деле подвернулась нога, хотя, возможно, она умело притворилась, тем не менее, чтобы не позволить девушке