сердечками над «ё» и «й», – так вот, предыдущий Субъект была с факультета возрастной психологии Аризонского университета, болезненно-красивой аспиранткой с двумя детьми, неприлично маленькими алиментами и слабостью к острым ювелирным украшениям, замороженному шоколаду, обучающим картриджам «ИнтерЛейс» и профессиональным спортсменам, которые мечутся во сне. Она не блистала умом; чтобы вы понимали: она думала, будто фигура, которую он бессознательно рисует пальцем у нее на боку после секса, – это цифра 8. В их последнее утро, прямо перед тем, как он отправил ее ребенку дорогую игрушку и сразу же сменил свой номер телефона, Орин пробудился после ночи кошмаров – проснулся и судорожно съежился в позе эмбриона, разбитый и в душевном мраке, с пульсирующими глазами и мокрым силуэтом на простыне, похожим на меловой контур криминалиста, – проснулся и обнаружил, что Субъект уже поднялась и сидит на кровати в его академической толстовке без рукавов, откинувшись на подушку для чтения, пьет ореховый эспрессо и смотрит на системе картриджей, занимавшей половину южной стены спальни, что-то чудовищное под названием «Образовательные картриджи „ИнтерЛейс" в сотрудничестве с образовательной программной матрицей CBC представляют ШИЗОФРЕНИЯ: РАЗУМ ИЛИ ТЕЛО?», и ему пришлось лежать, мокрому и парализованному, в позе эмбриона на собственной потной тени, и смотреть, как на экране бледный паренек возраста Хэла, с медной щетиной, рыжим вихром и пустыми черными кукольными глазами, пялится в пространство куда-то влево, пока бодрый закадровый голос с альбертским акцентом объясняет, что Фентон страдает от параноидной шизофрении и верит, что в его череп проникают радиоактивные жидкости и что существуют огромные и сложные высокотехнологичные машины, специально сконструированные и запрограммированные найти его, поймать, жестоко покарать, а потом похоронить заживо. Это была старая канадская социальная документалка канала СВС конца прошлого века с улучшенной четкостью, на повторнои показе с одобрения «ИнтерЛейса» – в ранние утренние часы спонтанное распространение «ИнтерЛейса» часто выдавала дешевую и непопулярную дичь.

В общем, пока прояснялось, что тезисом программы СВС явно было «Шизофрения: тело», закадровый голос с бодрым обрывистым акцентом объяснял, что ну да, бедняга Фентон более-менее безнадежен, если оценивать его как внеинституциональную функциональную единицу, но, с другой стороны, наука может придать его существованию хоть какойто смысл, если изучит и поймет, как именно шизофрения проявляется в человеческом мозге, что, иными словами, с помощью передовых технологий позитронно-эмиссионной томографии, сокращенно ПЭТ (у них же спонсор «Цифровые инвазивные устройства», Орин слышит, как бормочет себе под нос аспирантка с факультета возрастной психологии, не отводя взгляда над чашкой от экрана и не замечая, что Орин парализовано бодрствует), можно просканировать и увидеть, как дисфункциональный мозг бедняги Фентона показывает совсем другую топографию позитронного излучения, нежели среднестатистический работоспособный не склонный к галлюцинациям богобоязненный альбертский мозг, а еще можно двигать вперед науку, ввести нашему подопытному Фентону специальную радиоактивную краску, способную преодолеть гемоэнцефалический барьер, и затем затолкать его во вращающийся приемник ПЭТ-сканера, – на экране видно, что это огромный аппарат серо-металлического цвета, словно выдуманный Джеймсом Кэмероном и Фрицем Лангом в соавторстве; а теперь взгляните в глаза этого Фентона, когда он начинает понимать, что говорит голос за кадром, – и далее происходит резкий монтажный скачок в стиле старых государственных телепередач и мы видим, как субъект Фентон в пятиточечных брезентовых ремнях безопасности мотает медно-рыжей головой, пока парни в мятно-зеленых хирургических масках и шапочках вводят ему в кровь радиоактивную жидкость из шприца размером с кухонную спринцовку, затем как вылезают из орбит глаза Фентона во всеохватном провидческом ужасе, когда его катят к огромному серому устройству ПЭТ и, как неподнявшийся хлеб на противне, заталкивают в открытую пасть аппарата, пока на виду не остаются лишь выцветшие кроссовки, после чего приемник начинает вращать подопытного против часовой стрелки, с брутальной скоростью, так, что сперва носки старых кроссовок смотрят вверх, потом налево, потом вниз, потом направо, потом снова вверх, быстрее и быстрее, а бульканье и чириканье машины даже близко не может заглушить загробные вопли Фентона в цифровом стерео, когда его самые ужасные бредовые страхи воплощаются в реальность, так и слышишь, как последние остатки разума в радиоактивной краске навсегда вырываются из него вместе с воплем, в то время как на экран в нижнем правом углу, где обычно появляются интерлейсовские функции времени и температуры, накладывается изображение мозга Фентона с янтарно-красными и нейтронно-синими участками, и бодрый закадровый голос кратко излагает историю параноидной шизофрении и ПЭТ. Все это время Орин лежал, едва разомкнув веки, мокрый и трясущийся от утреннего ужаса, мечтая, чтобы Субъект оделась, нацепила острые украшения, забрала остатки своего «Тоблерона» из холодильника и ушла, а он спокойно сходил в ванную, собрал всех задохнувшихся тараканов в контейнер ЭВД, пока его еще не забили доверху, и после этого решил, какой дорогой подарок отправить бандеролью ребенку Субъекта.

А потом мертвая птица, просто из ниоткуда.

А потом новости: администрация аризонских «Кардиналов» потребовала, чтобы он участвовал в серии безвкусных интервью с каким-то профайлером из журнала «Момент», где на вопросы о личной жизни следовало отвечать вежливо, искренне и с пользой для команды, и неисследованный стресс из-за этого вынудил Орина снова позвонить Хэлли, снова открыть эту шкатулку Пандоры с червями.

В душе Орин бреется, с объятым паром, красным от кипятка лицом, на ощупь, снизу-вверх, движениями с юга на север, как его учили.

Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»

Вот Хэл Инканденца, семнадцать лет, с маленькой латунной пипеткой, тайком накуривается в подземной насосной Энфилдской теннисной академии и выдыхает бледный дым в промышленный вытяжной вентилятор. Сейчас короткий печальный перерыв между дневными играми с зарядкой и общим ужином в столовой. Хэл здесь один и никто не знает, где он и что делает.

Хэл любит курить тайком, но еще большая тайна заключается в том, что от самой тайны он получает не меньшее удовольствие, чем от курения.

Пипетки-однозатяжки, похожие на длинный мундштук, как у Рузвельта, на конце которого забита щепотка отличной дури, быстро нагреваются и их неприятно держать во рту – латунные особенно, – зато у пипеток большая эффективность: в легкие попадает весь дым тлеющей травки до последней молекулы; нет случайного бэушного дыма, как от общего бонга на вечеринке, и Хэл может втягивать каждую йоту и задерживать дыхание целую вечность, так что выдыхает он лишь бледный и слегка сладковатый дымок.

Полное употребление доступных ресурсов = отсутствие заметных отходов.

Насосная Легкого для теннисных кортов академии находится под