сейчас лжете мне, глупому доктору Дикки. Нет уж, с меня хватит. Вы одним своим присутствием все вокруг портите, с тех самых пор, как я помог вам появиться на свет. Боже мой!

Я умоляюще подступаю к нему, а он выхватывает из кармана серебристый пистолет и тут же бессильно опускает руку, даже не смотрит на меня.

– Уходите, Джонатан. Убирайтесь отсюда, или я вас пристрелю!

Не спуская глаз с пистолета, я пячусь к выходу, переступаю порог, закрываю за собой дверь.

Сердце бешено колотится.

Это тот самый пистолет, из которого сегодня вечером застрелится Эвелина. В руках у доктора Дикки – орудие убийства.

29

Трудно сказать, как долго я стою, разглядывая в зеркале Джонатана Дарби. Пытаюсь отыскать след того, кто внутри, малейший намек на мое настоящее лицо.

Хочу, чтобы Дарби увидел своего палача.

Виски согревает глотку; бутылка, стащенная из гостиной, уже наполовину пуста. Доктор Дикки подтвердил то, что мне и без того известно: Дарби – чудовище, его преступления отмыты материнскими деньгами. Его не настигнет ни кара, ни суд, ни возмездие. Чтобы он сполна расплатился за свои злодеяния, я должен лично отправить его на эшафот. Именно это я и сделаю.

Но сначала нужно спасти Эвелину Хардкасл.

Я невольно обращаю взгляд к серебристому пистолету, который валяется на кресле, будто сбитая на лету муха. Украсть его было легче легкого. Всего-то и надо было, выдумав подходящий предлог, отправить служанку за доктором, а как только он уйдет, прокрасться в спальню и забрать пистолет с прикроватной тумбочки. Я больше не следую заведенному распорядку дня, а устанавливаю свой распорядок. Если кому-то вздумается застрелить Эвелину из этого пистолета, то только через мой труп. И к черту дурацкие загадки Чумного Лекаря! Я ему больше не верю. И не стану равнодушно наблюдать за жутким злодейством. Джонатан Дарби отныне будет вершить только добрые дела.

Засовываю пистолет в карман пиджака, делаю последний глоток виски, выхожу в коридор и вместе с остальными гостями спускаюсь по лестнице к ужину. Поведение гостей небезупречно, но во вкусе им не откажешь. Глубоко декольтированные вечерние платья, открытые спины, бледная кожа, сверкающие украшения. Унылая рассеянность сменяется экстравагантным очарованием. С наступлением вечера все оживает.

Как обычно, я внимательно разглядываю лица, пытаюсь отыскать лакея. Он обязательно появится; чем ближе к ночи, тем больше я уверен в том, что случится нечто ужасное. Зато схватка будет честной. Привлекательных черт характера у Дарби почти нет, но в гневе он страшен. Даже мне трудно с ним справиться. Если его хорошенько разозлить, я не завидую тому, на кого Дарби накинется.

У входа в гостиную стоит Майкл Хардкасл, с натянутой улыбкой приветствует гостей, будто на самом деле рад каждому. Я хотел расспросить его о загадочной Фелисити Мэддокс и о ее письме, но придется сделать это позже. Сейчас нас разделяет несокрушимая стена тафты и галстуков-бабочек.

Сквозь толпу следую за фортепианной музыкой в галерею; там гостям предлагают коктейли, пока за закрытыми дверями слуги накрывают столы в обеденном зале. Беру с подноса бокал виски, ищу взглядом Миллисент. Хочу дать Дарби возможность попрощаться с матерью, но ее нигде нет. Из всех знакомых вижу только Себастьяна Белла, идущего через вестибюль к своей спальне.

Останавливаю горничную, спрашиваю, где Хелена Хардкасл, но хозяйка особняка еще не появилась. Значит, ее не было весь день. Отсутствие превращается в исчезновение. Леди Хардкасл пропадает в день смерти своей дочери. Вряд ли это можно назвать случайным совпадением, но неизвестно, кто она – подозреваемая или жертва. Впрочем, я твердо намерен это выяснить.

Мой бокал пуст, в голове туман. Меня окружают смех и разговоры, друзья и любовники. Дарби раздражает веселье присутствующих. Я чувствую его отвращение, его неприязнь. Он ненавидит и этот мир, и это общество. Он ненавидит себя.

Слуги проносят мимо серебряные подносы для предсмертной трапезы Эвелины Хардкасл.

«Почему она не выказывает страха?»

До меня доносится ее смех. Она беззаботно развлекает гостей, будто у нее вся жизнь впереди, однако же, когда утром Рейвенкорт упомянул об опасности, было заметно, что Эвелина об этом подозревает.

Оставляю бокал, прохожу через вестибюль и направляюсь к спальне Эвелины. Может быть, там отыщется какой-нибудь ответ.

Светильники притушены. Здесь, в этом забытом краю, царит тишина и уныние. Дохожу до середины коридора, и в сумраке передо мной возникает красное пятно.

Ливрея.

Лакей преграждает мне путь.

Я замираю. Оглядываюсь, лихорадочно соображаю, успею ли добежать к выходу, прежде чем он на меня набросится. Нет, маловероятно. Вдобавок ноги не слушаются.

– Прошу прощения, сэр, – раздается звонкий голос.

Лакей выступает вперед – невысокий худощавый мальчишка лет тринадцати, весь в прыщах.

– Прошу прощения, сэр, – повторяет он с робкой улыбкой, и я наконец-то соображаю, что он пытается меня обойти.

Бормочу какие-то извинения, уступаю ему дорогу и перевожу дух.

Лакей запугал меня, и намек на его присутствие лишает сил даже отчаянного Дарби, который поколотил бы солнце за то, что оно слишком ярко светит. Что замышляет лакей? Почему он не убил Белла и Рейвенкорта, а только измывался над ними? Если так пойдет дальше, то он с легкостью избавится от всех моих ипостасей.

Что ж, не зря он прозвал меня кроликом.

Я с опаской пробираюсь к спальне Эвелины, но дверь заперта. Стучу, никто не отзывается. Не хочу уходить с пустыми руками, отступаю на шаг, собираюсь высадить плечом дверь, но тут замечаю, что дверь в спальню Хелены расположена точно так же, как дверь в апартаменты Рейвенкорта. Заглядываю в обе комнаты, убеждаюсь, что они одинакового размера. Значит, спальня Эвелины раньше была приемной. В таком случае в спальне Хелены должна быть дверь в соседнюю комнату. А замок на двери спальни Хелены сломали еще утром.

Моя догадка оправдывается: внутренняя дверь прикрыта роскошным гобеленом на стене. К счастью, дверь не заперта, и я проскальзываю в комнату Эвелины.

Эвелина занимает не каморку, как можно было предположить, зная о ее натянутых отношениях с родителями, а скромную, но вполне приличную спальню. Посреди комнаты стоит кровать под балдахином, в углу за шторкой – ванна и умывальник. Горничная здесь еще не убирала, поэтому ванна полна холодной грязной воды, на полу валяются влажные полотенца, на туалетном столике – небрежно брошенное ожерелье и кучка смятых салфеток со следами косметики. Шторы задернуты, в камине жарко горят дрова. Огонь и четыре керосиновые лампы по углам комнаты разгоняют полумрак.

Я дрожу от восторга, меня окатывает горячая волна возбуждения Дарби. Моя душа пытается отгородиться от него, и я с трудом сдерживаюсь, перебирая вещи Эвелины в поисках хоть какого-нибудь намека на то, что заставит ее сегодня вечером выйти к пруду. Судя по всему, она весьма неряшливая особа, вещи распиханы по шкафам как попало, груды украшений перемешаны