Заброшенный сад на задворках обнесен полусгнившей изгородью; за годы без присмотра она обвалилась. Сад зарос кустами лиловых и желтых цветов, столбики изгороди увиты колючими плетьми с красными ягодами.

Наклоняюсь завязать шнурок, и тут из леса выходит камеристка.

Лицо ее искажает неимоверный ужас.

Она смертельно бледнеет, роняет корзинку, грибы рассыпаются по траве.

– Вы Мадлен? – спрашиваю я.

Она отступает, испуганно озирается.

– Не бойтесь, я вас не обижу. Мне нужно…

Я не успеваю договорить, как она убегает в чащу. Путаясь в сорняках, я бросаюсь за ней, спотыкаюсь об изгородь, падаю.

Поднимаюсь и вижу, как ее черное платье мелькает между стволами. Надо же, какая она проворная. Окликаю ее, но звук моего голоса лишь подстегивает ее. Ничего страшного, я быстрее и сильнее. Не хочу ее пугать, но нельзя упускать ее из виду, иначе с Эвелиной случится непоправимое.

– Анна! – раздается голос Белла где-то поблизости.

– Помогите! – испуганно кричит Мадлен, всхлипывает от страха.

Она так близко. Протягиваю руку, надеюсь ухватить камеристку за локоть, но пальцы бессильно скользят по складкам платья. Не удержавшись на ногах, я снова падаю.

Пригнувшись, она пробегает под веткой, натыкается на пенек. Я хватаю ее за подол, она опять вскрикивает, и тут мне в лицо гремит выстрел. Пуля ударяет в дерево за спиной.

От неожиданности я разжимаю пальцы, Мадлен бросается к Эвелине, выходящей из леса. У Эвелины в руках черный револьвер, тот самый, который она принесет на кладбище, но страшнее всего ее гнев. По выражению ее лица ясно, что она готова меня пристрелить за малейший промах.

– Я не… Позвольте, я вам все объясню… – прерывисто говорю я, упираясь ладонями в колени.

– У таких, как вы, всегда готово объяснение, – произносит Эвелина, приобнимая испуганную камеристку свободной рукой.

Мадлен рыдает, дрожит всем телом. Я осознаю, что Дарби наслаждается этим зрелищем. Чужой страх его возбуждает. Он испытывал его неоднократно.

– Простите… умоляю… это недоразумение, – лепечу я, делая шаг вперед.

– Не подходите, Джонатан, – предупреждает Эвелина, сжимая револьвер обеими руками. – Оставьте в покое девушку. И вообще, всех девушек.

– Я не…

– Ваша мать – давний друг семьи, и только по этой причине вам все сходит с рук, – обрывает его Эвелина. – Если я еще раз увижу или услышу, что вы пристаете к служанкам, то я вас пристрелю. – Не отводя от меня дула револьвера, она снимает пальто, накидывает его на дрожащие плечи Мадлен, шепчет испуганной камеристке: – Пойдемте. Я никому не позволю вас обидеть.

Они скрываются в чаще, а я остаюсь в лесу. Запрокидываю голову, жадно глотаю холодный воздух, надеюсь, что струи дождя охладят мое раздражение. Я пришел сюда, чтобы защитить Эвелину от нападения, надеясь опознать преступника, но, оказывается, злодей – это я. Я гоняюсь сам за собой, да еще и до смерти напугал ни в чем не повинную девушку. Может быть, Даниель прав, и будущее изменить невозможно?

– Вы теряете время, – говорит Чумной Лекарь у меня за спиной.

Едва различимый в сумраке, он стоит на противоположном краю опушки. На таком расстоянии его не рассмотреть, но разговаривать можно.

– Я хотел помочь, – огорченно объясняю я.

– Вот и помогайте. Себастьян Белл заблудился в лесу.

Вот оно что. Значит, я здесь не ради Эвелины, а ради Белла, чтобы еще раз начать круговорот событий. Судьба водит меня за нос.

Вытаскиваю из кармана компас, держу его на ладони, вспоминаю, как в то, первое утро недоверчиво следовал указаниям его дрожащей стрелки. Без компаса Белл не выйдет из леса.

Швыряю компас в грязь, к ногам Чумного Лекаря, отворачиваюсь, заявляю через плечо:

– Нет, теперь все будет иначе. Выручайте его сами.

– Я здесь не для этого, – резко отвечает он. – Если Себастьян Белл не выйдет из леса, то никогда не встретится с Эвелиной Хардкасл и никогда не завяжет с ней дружбу, которую вы так высоко цените. Если вы ему не поможете, то ее участь будет вам безразлична.

– То есть я ее забуду? – встревоженно спрашиваю я.

– Я просто предупреждаю вас о последствиях неосмотрительного выбора. Если вы не поможете Беллу, то не поможете и Эвелине. Но по-моему, вы не из тех, кто способен на такой неоправданно жестокий поступок.

Впервые в его тоне сквозит какая-то теплота. Она сбивает меня с толку, я снова поворачиваюсь к нему.

– Мне нужно как-то изменить этот день, – с отчаянием в голосе говорю я. – Поверить в то, что изменения возможны.

– Ваше нетерпение вполне объяснимо, но пожар в доме не потушить, если просто переставить мебель в комнатах.

Он наклоняется, поднимает компас, стирает с него грязь. Медлительные движения и невольный стон выдают в нем человека в возрасте. Он бросает мне компас, я ловлю мокрую серебряную вещицу, которая норовит выскользнуть из моих пальцев.

– Выясните, кто убил Эвелину.

– Это самоубийство, я сам видел.

– Если вы действительно так думаете, то ваши дела плохи.

– А вы чересчур жестоки, – сердито заявляю я. – Если вам известно, что здесь происходит, почему вы не положите этому конец? К чему эти дурацкие игры? Отправьте убийцу на виселицу.

– Отличное предложение. Проблема в том, что я не знаю, кто убийца.

– Не может быть! – озадаченно восклицаю я. – Вам заранее известен каждый мой шаг, так отчего же вы не знаете самого важного?

– Мне этого не дано. Я слежу за вами, а вы следите за Эвелиной Хардкасл – таковы наши роли.

– В таком случае я могу объявить убийцей кого угодно! – Я возмущенно развожу руками. – Убийца – Хелена Хардкасл. Ну, выпускайте меня отсюда, и поскорее.

– Не забывайте, что мне требуются доказательства, а не просто ваше слово.

– А что будет, если я спасу Эвелину от смерти?

– Вряд ли это возможно, и все ваши попытки только мешают расследованию. Как бы то ни было, мое предложение остается в силе. Эвелину убили – и вчера ночью, и каждой ночью до этого. Даже если сегодня вам удастся ее спасти, это ничего не изменит. Назовите мне имя того, кто убьет Эвелину или замышляет ее убийство, и я вас освобожу.

Вот уже второй раз за время моего пребывания в Блэкхите я держу в руках компас и размышляю над словами человека, которому не доверяю. Поступить так, как требует Чумной Лекарь, – значит смириться с тем, что в этот день Эвелина погибнет. Любые попытки что-нибудь изменить только ухудшают положение дел. Допустим, он не лжет. Значит, если я не спасу того, чье обличье принял первым, то и вовсе не сумею помочь Эвелине.

– Вы сомневаетесь в моих намерениях? – спрашивает он, видя мое замешательство.

– Естественно. Вы прячетесь за маской, вы говорите загадками, и я не верю, что вы заманили меня сюда, чтобы я раскрыл тайну Блэкхита. Вы что-то скрываете.

– По-вашему, если снять с меня маску, то это станет явным? – язвительно замечает он. – Лицо – та же маска, вам это известно. Впрочем, вы правы, я