Не видя способа предать Бона и одновременно спасти его, я искал вдохновения на дне бутылки. Скопировав последний из новых генеральских документов, я спрятал “минокс” в карман куртки, прочел статью Сонни и уже потягивал вторую порцию скотча, когда пришел генерал. Было начало четвертого – обычное время его возвращения из ресторана после обеденного наплыва посетителей. Работа за кассой всегда приводила его в дурное расположение духа. Бывшие военные отдавали ему честь – знак уважения, тем не менее напоминавший ему о звездочках, которых он больше не носил, – а особенно ехидные из гражданских, исключительно женского пола, спрашивали: не вы ли тот самый генерал? Самые ехидные вдобавок давали ему на чай – как правило, щедрую сумму в один доллар, что служило еще и насмешкой над нелепым с нашей точки зрения американским обычаем. Вернувшись на свой командный пункт, генерал откидывался на спинку стула, с закрытыми глазами прихлебывал виски и выразительно вздыхал. Но сегодня вместо того, чтобы расслабиться, он навис над столом, постучал пальцем по газете и спросил: вы это читали?
Чтобы не лишать его удовольствия излить накипевшее, я ответил отрицательно. Он мрачно кивнул и принялся цитировать мне статью Сонни. О том, что такое Братство и какова его истинная цель, ходит множество слухов, читал генерал ровным голосом, с каменным лицом. Очевидно, эта организация намерена свергнуть коммунистический режим, но как далеко она готова зайти? Братство собирает пожертвования на помощь здешним беженцам, но вполне возможно, что эти деньги переадресуются Движению вооруженных беженцев в Таиланде. Поговаривают, что Братство сделало инвестиции в ряд бизнес-предприятий и теперь пожинает их доходы. Но хуже всего другое: Братство сеет в душах наших земляков надежду на то, что когда-нибудь им удастся вернуть себе родину силой. Было бы гораздо лучше, если бы мы спокойно искали примирения, надеясь, что когда-нибудь нам, изгнанникам, будет позволено приехать обратно и принять участие в перестройке нашей родины. Тут генерал сложил газету и опустил ее на стол, в точности на то же самое место, какое она занимала прежде. У него есть хороший осведомитель, капитан.
Я пригубил виски, чтобы скрыть необходимость сглотнуть слюну, накопившуюся у меня во рту. Утечки – обычное дело, сэр. Они были у нас и дома. Посмотрите на его фотографии. Все эти люди кое-что знают о происходящем. Сонни только и надо что ходить с ведерком и ловить в него капельку тут, капельку там. Глядишь, и наберется стаканчик-другой информации.
Разумеется, вы правы, сказал генерал. Хранить деньги в банке мы умеем, а вот тайны хранить никак не получается. Это – он постучал по газете – звучит чудесно, не так ли? Примирение, возвращение, перестройка. Кому этого не хочется? И кто выиграет больше всех? Коммунисты! Но для нас самая вероятная перспектива, если мы вернемся, – это пуля в лоб или долгий срок в лагере перевоспитания. Вот как коммунисты понимают примирение и перестройку! Для них это значит избавиться от таких, как мы. И этот журналистишка впаривает свою левую пропаганду несчастным, готовым ухватиться за любую соломинку! Чем дальше, тем больше от него неприятностей. Как по-вашему?
Конечно, сказал я и потянулся за бутылкой. Как и я, она была наполовину полна и наполовину пуста. От журналистов всегда полно неприятностей, особенно от независимых.
А может, он не просто журналистишка? Откуда нам знать? В Сайгоне чуть ли не каждый второй из этой братии сочувствовал коммунистам, да и настоящих коммунистов среди них было немало. Почем мы знаем, что коммунисты не заслали его сюда еще много лет назад именно с этой целью – шпионить за теми из нас, кому удастся от них уйти, и срывать наши планы? Вы знали его по университету. Проявлял он тогда подобные симпатии? Если бы я ответил “нет”, а генерал позже услышал от кого-нибудь обратное, это вышло бы мне боком. Единственным возможным ответом было “да”, на что генерал сказал: боюсь, я переоценивал вашу сообразительность, капитан. Почему вы не предупредили меня об этом, когда я с ним познакомился? Генерал досадливо покачал головой. Знаете, в чем ваша проблема, капитан? Я мог бы перечислить целый ряд своих проблем, но проще было ответить, что я не имею об этом ни малейшего понятия. Вы чересчур склонны к сочувствию, сказал генерал. Вы не заметили, какую опасность представляет майор, потому что он был толстый и из-за этого вы его жалели. А теперь? Оказывается, вы сознательно закрывали глаза на то, что Сонни не просто радикал с левыми убеждениями, но и потенциальный тайный агент коммунистов! Взгляд генерала стал обжигающим. У меня зачесалось лицо, но я боялся пошевелиться. Я полагаю, надо что-то делать, капитан. Вы со мной не согласны?
Согласен, сказал я с пересохшим горлом. Надо что-то делать.
* * *В последующие дни у меня было время как следует поразмыслить над туманным указанием генерала. Надо что-то делать – как можно с этим не согласиться? Что-то делать всегда надо, причем это относится к любому из нас. В газете Сонни я увидел объявление о ревю под названием “Фантазия”, где должна была петь Лана, и это подтолкнуло меня к действию, хотя и не того рода, на какой, по всей вероятности, намекал генерал. Мне позарез нужен был отдых, пусть только на один вечер, от этой нервной, одинокой работы – быть диверсантом. А где же еще, если не в ночном клубе, милей всего отдыхать кроту с его привычкой к темноте? Уговорить Бона пойти на “Фантазию”, чтобы послушать песни и музыку нашей утраченной, но не забытой родины, оказалось проще, чем я думал, поскольку, решив отправиться на смерть, мой друг наконец-то стал проявлять признаки жизни. Он даже позволил мне подстричь ему волосы и смазал их брильянтином, после чего они заблестели, как его начищенные черные туфли. Благодаря брильянтину и нашему одеколону в моем автомобиле установился пьянящий
