Младший Ким все понял.

Так!

— Ты что смеешься, собака… — прикладом по голове еще.

Цой свалился с телеги, но быстро вскочил и…

Тахх. — В упор в младшего Кима.

— А-а-а… — Ким пошатнулся, но сдержался… К нему бросился партизан, а старый Ким уже связывал Цоя.

— Готово… — привязать его к сосне… — скомандовал партизанам.

— Ничего, братку. Пуля прошла под ключицу… Ничего… — и он помог Кима уложить на телегу.

Тут же с белыми закушенными губами уже стояла маленькая Лие — невеста младшего Кима. Впрыгнула на телегу и к раненому Киму. Маленькой ладонью на жесткую щетинистую голову Кима, а глазами впилась в рану…

— Что с ним делать? — подошел Ким к телеге.

— Он японский шпион, брат… Я знаю… Я слышал — он сговорился с русским попом… нас предать…

— Где… когда… — Ким насторожился, наклонившись к младшему Киму.

Но в это время верховой въехал в деревню и прямо к нему.

— Лю… ты вернулся. Что привез…

— Вот… от Ихо-Сана Пэ-и послал тебе пакет…

Начальнику корейского партизанского отряда, старшему брату Киму.

… Немедленно ликвидировать явку на Никольск к Цой. Цой — предатель. У нас есть точные проверенные сведения: — посланный морем второй отряд схвачен японцами в Посьете по доносу Цой. Нами было послано вам сообщение об этом в начале июня и, вероятно, донесение перехвачено. Цой имеет в Никольске связь с японским военным атташе.

К исполнению:

1. — Уничтожить явку в Никольске.

2. — Уничтожить предателя Цоя.

3. — Явку установить в урочище Полтавка.

4. — Посылаем морем третью партию в двадцать пять человек в середине июля. Высадка будет в бухте Чень-Ювай.

5. — Передать благодарность нашему брату Штерну.

Корейский Ревком, г. Сеул.

— Ты прав, братка. — И он еще ближе наклонился к младшему Киму. — Цой предатель: вот пишет старый Ихо-Сан. Надо скорей идти к Белой… А потом в Анучино.

Оставив небольшую заставу, на утро отряд спускался в долину.

На пригорке одиноко горела сосна, а на ней Цой. Визг его долго раздавался по лесу… А дым тихо уходил черными клубами в небо.

Корейские партизаны шли и оглядывались.

— Ну, мала-мала молись… собака.

Отец Павел белками глаз повел по сторонам. Стал на колени. Не выдержал — грубо изругался…

Чак!.. — в упор выстрелили два партизана из винтовок попу в голову. Череп сорвало: на траву — слизью мозга и крови…

И все.

— Товарищ Штерн… докладывает об экспедиции начальник корейского партизанского отряда, старший Ким. А сбоку от пояса у него блестит серебряная цепь, снятая с поповского креста: он ее прицепил к кольту, взятому у убитого хунхуза.

— Хороший шнур!.. — кто-то в штабе шутит.

А в это время маленькая Лие в анучинском лазарете ухаживает за младшим Кимом.

Доктор Малевский посмотрел и сказал:

— Не опасно!..

Глазенки маленькой Лие запели.

Глава 20-ая

ПО ВСЕМУ ФРОНТУ

1. Одновременно

На Тетюхэ.

И Ольгинская история повторилась в Тетюхэ. Только там было в марте, а здесь — в июле… Вся и разница.

Четвертые сутки уже не спит гарнизон белых в Тетюхэ — карательный отряд, посланный Розановым.

Пустил их Серов мирно, ни одного выстрела…

А потом:

— Нет! Это чорт знает, что. Разве можно так воевать?.. Не знаешь, откуда в тебя стреляют… Где тебя ждет глупая смерть…

— И от кого?.. От бандита… — поддакивает, чеканя зубами, адъютант штаба карательного отряда.

— Э-э. Все равно — от кого… Факт — смерть… Глупая, как всякая смерть… Не на поле брани, а откуда-то из кустов… Из-за забора… Из-под пенька, из-за камня… через окно… Чорт знает еще, откуда… — и полковник возмущенно вскидывает кулаки.

Громко стуча каблуками, он ходит по комнате.

— Как парии — сидим без огня по ночам… Вот уже второй день без горячей пищи — на консервах… Я на германском фронте за все четыре года один день не ел супа… Вы понимаете — за четыре года… На мировой войне… А здесь… — машет рукою, ходит. И опять: — треть отряда уже перебита и… никого не видали — нет неприятеля…

— Да, здесь, господин полковник, и бабы-то ихние хуже всяких «неприятелей», то и гляди, чем-нибудь отравят…

— Ну, бабы, как бабы — верные бабы… Вон немки в начале войны какие нам свиньи подкладывали… Патриотизм у них тоже… Свой, должно быть…

— Сопочный… — хихикнул адъютант…

Стемнело.

Входит в штаб офицер.

— Господин полковник, разведка возвратилась: двое убитых, одного принесли раненого… Никого оцепить не удалось… Стреляют отовсюду… Вот слышите… — опять…

Чеок… чеок…

— Это по южной разведке — там еще опаснее — скалы… совсем нельзя проходить…

— Ать, чорт… Трое выбыло из строя… Опять…

В темноте.

— Нужно пополнение, господин полковник.

— Адъютант, пишите!

В темноте вынимает полевую книжку…

… — Командующему Приморским военным округом генералу Розанову… — диктует полковник.

— Темно… ничего не видать… Нельзя ли огонь зажечь… — робко, сам колеблясь, спрашивает адъютант…

— Зажигайте!

Зажгли.

— Ну, написали?

— Да.

— …нужна помощь. Третьи сутки ведем операцию окружения партизан… Успеш…

— Дзань… дзаннь… дзаннь… — в окно три пульки.

— Ай, — схватывается за плечо адъютант.

Без звука падает офицер, только что пришедший с разведки.

Полковник прихлопывает лампу, разбивая ее сапогом. Тьма.

— Будь ты проклят!.. Вот стрелки… — полковник взволнованно кричит в соседнюю дверь: — Санитара… — Потом:

— Нет, я больше не хочу… сидеть в этой проклятой клетке и ждать, пока эти собаки тебя не подстрелят, как куропатку…

— Нет… — К адъютанту на полу: — вы еще живы, адъютант?

— О-ох… — стонет адъютант под лавкой.

— А вы, поручик… — нет ответа… Чорт… Должно быть, убит… — Волнуясь, торопясь: — Нет, я не могу… Я сейчас сам схожу на радио… Надо скорее… Ординарец…

— Есть, — из тьмы.

Уходят.

А на утро пароход Чи-Фу, продырявленный меткими пулями стрелков отряда Сергеева, утекает в густом дыму своих котлов; а на нем — и весь уцелевший «карательный отряд» полковника.

Удирает