Пах-пах-пах… чак-чак… чок-чок…
И опять: та-та-та-та-та… тарррр… та-та-та — пулеметом в ответ по невидимому неприятелю, по снежным сопкам.
И дальше идет японский батальон… Третьи сутки уже идет он, все глубже, все глубже в тайгу.
Это по плану начальника 14-ой дивизии Иши-Зо стягиваются кольцом в глубь тайги японские войска для окружения и разгрома партизанских штабов и отрядов.
Двигается японский батальон по снежной целине тайги. А вокруг — редкой цепочкой по флангам идут партизанские отряды лыжников. И не видно их, и везде они… Идут и постреливают. А ночью не дают зажигать костров.
Мерзнут японские солдаты.
А партизаны все постреливают…
Чуть утро.
Выглянет… опять спрячется… Выглянет — опять спрячется…
— Что за чорт! — не видит он, что ли?.. Один из лыжников партизан… И перебежал несколько деревьев, прячась, останавливаясь… Вот совсем близко — опять выглянул: стоит японский часовой — на белом, желтый неуклюжий с мохнатым воротником, как копна врос в снег, твердо держит винтовку.
Стоит на посту часовой — не шевелится.
Лыжник ближе…
— Гаааав! Гаф!.. — И замер за дубком партизан… Тишина… Чуть выглянул опять — стоит как столб часовой…
— Ну, готов, значит!.. — и бегом на него с винтовкой наготове.
Подбежал, ткнул…
Качнулся часовой — и мягко в снег, как полено.
Тук-тук-тук… тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук-тук-тук…
По застывшим деревьям тайги палкой стучит лыжник.
Откуда-то издалека донеслось два глухих стука: тук-тук…
А потом и вся тайга застучала…
И с сопок отряды один за другим в долину скатываются… Кольцом окружают японский батальон.
Желтые, на корточках взводами японские солдаты спят…
Вот офицеры группой — тесно прижались друг, к другу — спят…
Японский батальон уснул мертвым сном — замерз.
Только вьючные лошади вздрагивают, прядут ушами, озираются… Спит батальон.
А через неделю белые сопки… Белым саваном закрыло голые трупы японцев.
Не найти батальона. Снег запорошил все следы.
А амурским партизанам что — они не боятся холода… Гольды их одели в теплые мягкие унты, они ходят и посвистывают. Русскому таежному человеку холод — удовольствие: румянец и крепость мускулов.
И ходит он по тайге, да постреливает, да поджидает вот такую звездную, холодную ночку, а под утро…
Спит японский батальон, покрытый белым саваном.
И есть у партизанов новое оружие и много патронов.
4. И хорошо и плохо
Ночью на запасных путях во Владивостоке много вагонов с Амурки, а вокруг них ходят японские часовые и никого не допускают.
Грузчики на Эгершельде шепчутся:
— …Навезли мороженого мяса, сами и грузи эту падаль… И не грузят.
— …Отказываются грузить, ваше высокопревосходительство… — Таро замер. Ждет.
— Хаарррр… тьфу!.. Заставить силой!!.. — О-ой выругался по японски и еще:
— Хар… тьфу!..
— Неудобно… ваше высокопревосходительство — консульский корпус.
— Уррр… хр… тьфу! — рвет и мечет, выхаркивая О-ой.
Грузчики отказались грузить мороженые трупы японцев для отправки в Японию. Так и отказались — не помогла даже высокая поштучная плата, по иене со штуки.
Благовещенск.
Начальнику 14-ой дивизии генералу Иши-Зо… Дальше 20-ти верст в тайгу японским войскам не ходить. Ответственность… на Вас.
Главнокомандующий Экспедиционными Войсками Тихо-Океанского побережья и Д.В.
Генерал О-ой.
Сидит в кабинете у себя генерал Иши-зо и скрежещет зубами:
— Боршувика!..
Но у него сегодня есть утешение.
Утром сегодня атаман Кузнецов лично был у него.
— Ваше превосходительство, вождь партизанских отрядов Амурской области большевик Мошков сегодня при попытке бежать застрелен конвоем… — И в казачьи усы Иудина улыбка.
— Аригато![13] — Мертвое желтое лицо японского генерала — чуть огонек в глазах.
Больше ничего.
Глава 18-ая
ДОЛЛАРЫ И ЦВЕТЫ
1. Вильсон и партизаны
Кабинет Вудро Вильсона.
Секретарь. Нажим кнопки. Следующая бумага. Секретарь читает:
Доклад генерала Грэвса. Партизаны. Их много. Ряд неудач. Что делать?
Вудро Вильсон:
— Ответьте: и им и нам. По-хорошему. Нам больше. Секретарь пишет:
«Временно придерживаться дружелюбной политики по отношению к партизанам».
Бумага с резолюциею летит (по Синклеру) в 42-ой этаж. Оттуда в 29-ый. Опять в 37-ой, вниз. Десять пальцев миловидной девушки нажимают механический пресс:
…В узком цилиндре подземной почты послание Вильсона летит на пароход.
Генерал Грэвс сидит в плетеном кресле и слушает, как переводчик знакомит его с общественным мнением Владивостока по скудным данным «Голоса Родины».
Генерала главным образом интересуют кражи, убийства и передовая статья.
«Сколько потенциальной энергии в этом народе! — думает генерал. — Но абсолютное отсутствие техники это возмутительно!»
— Господину генералу, срочно. Пакет:
Штаб Американских экспедиционных войск.
Генералу ГРЭВСУ.
Владивосток.
Генерал расписывается в получении пакета и немедленно распечатывает его.
Это письмо Вильсона.
Генерал читает, и философский взгляд его зацепляется за кончик его желтого ботинка.
— Дружелюбную… Гм… Хорошо!
2. В кабинете маски
— Я предпринял все, что мог.
— Безрезультатно?
— Да. Вторая часть документа бесследно исчезла.
Таро возмущен.
— Чоррт! Неужели при наличии нашего аппарата разведки нельзя было найти эти проклятые лоскутья. Из-за них погиб генерал Сизо… О-ой требует…
— Я использую последнее средство…
— ?
— Я поищу документ у американцев.
— Это идея! Действуйте.
— Вы должны мне дать возможность проникнуть в американский штаб.
— Иес! Вам будут поручены переговоры, касающиеся некоторых концессий. Под этим предлогом вы можете иметь дело с генералом Грэвсом, майором Ходжерсом и другими.
Когда дверь за Таро закрывается, маска вынимает блокнот и пишет:
Москва ВЧК.
Дайте более конкретные директивы относительно американцев.
Дроздов.
3. Поездка к туземцам
Важно пыхтит округлая гондолочка — четырехместный автомобиль майора Ходжерса.
Столь же важно попыхивает черной манильской сигарой и сам майор Ходжерс.
И вероятно не менее важно бьется и майорово сердце, спрятанное где-то выше округлого чинно колыхающегося живота.
Три прочих мистера, находящихся в автомобиле, настроены не менее важно… У их ног камеры фотографических аппаратов и какие-то тщательно завернутые округлые цилиндры.
Это — ручные гранаты.