— Ига, лянга, санга, сыга, уга…
А под счет раздается свист лозы, и хлесткий удар по красному взбухшему телу — нарушает тишину тайги…
Это — наказывают провинившегося хунхуза.
Он, полуголый, перегнувшись через колоду, лежит, вы-пуча глаза — зубами впившись в кору колоды… Ни звука не вырвется из его хунхузского рта.
Иначе — он не хунхуз!..
А старик все считает, считает… Он уже сделал шестую затяжку опиума… Лицо его блаженно, но далеко еще до сна, и успеет он отсчитать положенное число розог провинившемуся хунхузу.
И хлещут попеременно — до двухсот раз… А хунхуз молчит…
Таков закон, и карает он его за то, что он лишнюю затяжку опиума обманно получил…
Нельзя — в отряде нельзя обманывать… Можно убить ирбо, не спросясь начальника отряда… Ограбить китайского купезу или того же ирбо — ничего… А взять лишнюю затяжку опиума в отряде — двести розог, а то и совсем выгонят…
Таков закон хунхуза.
А старый хунхуз все считает… Он делает и другие дела в отряде — он и хранитель опиума отрядного и хранитель денег, это — Сын-Фун-Ли, — второе лицо в отряде и старый испытанный хунхуз… Он почетный хунхуз, — в своей сумке он не несет ничего больше: он хранитель всех ценностей отряда. Его боятся и уважают больше самого начальника.
Самый младший в отряде, самый молодой по хунхузничеству несет во время передвижений всю отрядную долю, какая падает на Сын-Фун-Ли.
Таков хунхузский закон.
Один глаз, а все видит — насквозь…
Любовно осматривает он большую черную тушевую печать — шибко большого капитана! А на другой стороне конверта столбиками приказ, где и когда распечатать.
Так и делает Ли-Фу.
Теперь прибыли на место: можно и распечатать.
Но недаром же он, одноглазый Ли-Фу, начальник многих хунхузских отрядов, правая рука самого Чжан-Цзо-Лина во всех тайных делах. — Он знает, что в конверте написано. Но все-таки распечатывает и читает:
«…Завязать сношения с партизанскими начальниками… Продавать им патроны… Выследить все их штабы… Грабить русских крестьян и корейцев… Дезорганизовать партизанский тыл… При удобном случае нападать и уничтожать партизанские отряды. Действовать осторожно, по-хунхузски… Не оставлять никаких следов… Доносить каждые семь солнц по летучке в Мукден, лично мне. Чжан-Цзо-Лин».
2. Партизанская дипломатия
— Товарищ Шамов, этот? — Снегуровский оборачивается к нему, подает каракули хунхуза — его визитную карточку…
— Да, этот… — Шамов взял, смотрит подпись: — «Лифу», — этот самый!.. И пропуск в его владения…
— Тоже, губернатор трех провинций!.. — Снегуровский смеется, — придется ехать?..
— Конечно!..
Огромные папоротники раздвигаются, и дуло винчестера на тропу. Из-под повязки левый глаз прищурен, — точно на прицеле.
Это сторожевой хунхузский пост.
Хунхуз идет вперед, ловко перепрыгивая через коряжины. Вот он припал, послушал и дальше…
Шамов и Демирский на лошадях двигаются за ним.
Хунхуз останавливается, издает несколько гортанных звуков, похожих на птичьи.
И в ответ ему, откуда-то совсем близко, также:
— Кхарр… кхаррр…
И из папоротников с винчестером ширококостный скуластый хунхуз.
— Ваша!.. Ему лошака оставь… — Хунхуз провожатый к Шамову, — наша здесь мала-мала пешком ходи…
Лошади оставлены хунхузу-часовому.
Совсем без тропы, прямо по целине тайги ведет их посланный. А потом они долго идут вдоль по горной речке.
— Ну, и хунхузня… Осторожные, собаки… — ворчит Демирский, хлопая улами по воде.
По тому же папоротнику, осторожно раздвигая лопух, извиваясь змеей, скользит Серков. Старый охотник недаром ходил за тигром — он знает, как красться.
Впереди его идет, насторожившись, собака — его старая охотничья лайка, пришедшая с ним с Тетюхэ. — То одно ухо поднимет, то другое и носом поводит… Знает она из тысячи таежных запахов один хунхузский ул, на который ее навел Серков еще там в штабе, когда был посыльный — хунхуз…
Хрустнула ветка под ногой у лайки. И собака и Серков замерли…
Хунхуз насторожился — опять с винчестером на тропу, через папоротник, но там никого, только лошади прядут ушами и отмахиваются от овода хвостами… — Хрустнуло где-то позади?..
Хунхуз туда… — Прополз несколько шагов, залег, слушает… Только тихо шумит тайга своим неумолчным шумом, как вечный прибой океана, однообразный, певучий, порой едва уловимый, но постоянный шум…
Ничего больше.
Обратно хунхуз ползет к тропе…
Солнце уже ушло за сопку и в черной прохладной тени долина.
Уже поздно, и вечер…
А одноглазый Ли-Фу все еще покачивается и попыхивает трубкой и гостеприимно угощает пампушками, большими ломтями свинины только что зажаренного кабана и крепким корейским табаком своих партизан-гостей…
Переводчик-китаец тоже хунхуз, на ужасающем жаргоне говорит с Демирским, который тоже не лучше говорит по-китайски.
Шамову уже давно надоело — он видит насквозь политику хитрого одноглазого Ли-Фу. Но он терпит — надо дождаться сигнала Серкова…
— Хорошо… Передайте Ли-Фу, что мы согласны с ним дружить, если: первое — и он пишет на блокноте:
Хунхузы будут мирно жить в тайге и не грабить русских крестьян и не брать своих «налогов» с корейских уруг.
Второе — и опять пишет:
Ли-Фу для своего отряда будет получать опиум от штаба в обмен на патроны и оружие.
Третье:
Отряд Ли-Фу, как вооруженная сила на территории повстанческой армии, подчиняется всем распоряжениям полевого партизанского штаба в округе, где он находится, и несет охранную службу на участке, особо для этого установленном полевым штабом.
Четвертое:
Отряд получает надел земли, удобной под макосеяние и табак, а также вьючных лошадей в количестве до 10-ти штук.
Пятое:
Отряд, если будет в том необходимость, по первому распоряжению полевого штаба, вливается в повстанческую армию для борьбы, как с колчаковцами (русскими белыми), так и с японцами, действуя при этом, как самостоятельная боевая единица, получающая особую директиву и участок фронта. Держит для этого непрерывную связь со штабом.
Шестое:
Штаб партизанских войск предупреждает начальника отряда Ли Фу — в случае неподчинения его распоряжениям — хунхузский отряд будет разоружен и отведен к границе Китая.
