или садовые какие-то цветочки. Один я притащился с дорогущим веником, его даже держать было тяжело, и ничего из-за него не видел. Стою, такой, нервничаю: «Что там происходит? Я даже не вижу свою учительницу!» Реально как первоклашка. Потом вручил букет своей новой классной, и мы познакомились. Вера Николаевна сразу мне понравилась: добрые глаза такие, милая, симпатичная старушенька. Очень приятный голос, как будто ласкает. Потом, когда я заметил у нее айфон, подумал: «Пипец, старушенька офигенная!» Она преподавала русский язык и литературу. И, кстати, Вера Николаевна с самого начала нормально ко мне отнеслась, безо всякой опаски. Хотя она прекрасно знала, что я из батора. Больше того. Она весь класс настроила так, что меня сразу приняли. Как-то собрала их и рассказала, что я из детского дома, что у меня никогда в жизни не было семьи, вот только теперь появилась. И меня надо поддержать. Некоторые родители, узнав об этом от своих детей, настроились против меня. Но в основном весь класс благодаря Вере Николаевне отнесся хорошо – дети уж точно. Я стал в классе самой обсуждаемой персоной. Всегда родители моих одноклассников спрашивали обо мне, как я живу, что делаю, чем дышу, что ем и так далее. Дети им рассказывали, ну и дальше уже я понравился всем родителям. Стал всеобщим любимчиком. И быстро подружился с детьми, буквально за неделю стал в классе душой компании. Проделал, как всегда, свой обычный трюк: начал общаться с самым слабым, таким тихоней. Пока общался с ним, приглядывался ко всем остальным. И после того как уже со всеми наладил контакт, этого бедного тихоню послал.

С учителями, как и в прошлый раз, отношения сложились по-разному. Была учительница по информатике, Ольга Сергеевна, мы с ней быстро подружились. Она всегда говорила:

– Так, Гынжу, вот ты ни фига не учишься, и мне стыдно ставить тебе даже тройку.

– Ну Оооольга Сергеееееевна… – я смотрел на нее жалобными глазами, и это срабатывало.

С русским и литературой все было терпимо, я что-то писал, какие-то диктанты сдавал, сочинения. Мне казалось, вроде норм, даже вообще шикардос. Но это мне так казалось, а для Веры Николаевны я был «тихий ужас». Ну а по математике было все кошмарно со всех сторон, как ни посмотри. Училка к тому же оказалась симпатичная, и я не мог сосредоточиться на заданиях. Все смотрел на нее. На ее походочку, на ее грудь. У нее был ребенок, и ей, наверное, было лет двадцать пять – это я позже выяснил. И, если честно, это все, что я из ее уроков математики запомнил. Была еще историчка, которая в итоге ушла из школы вместе со мной – я ушел, и она ушла. Ей было лет семьдесят с чем-то, может, даже перешагнуло за планку восемьдесят. Вот ее я один раз страшно довел, это уже позже было, после Нового года. Она хромала. У нее был порок сердца, и как-то зимой ей стало плохо, она неудачно упала прямо на улице – поскользнулась, отбила себе копчик. После чего у нее и осталась хромота. Но об этом мне потом Вера Николаевна рассказала, а так я не знал. И вот на одном из уроков истории я тихонько взял костыль училки и, пока она что-то писала в классном журнале, сделал страшную рожу и погрозил классу этим костылем. Но в тот самый момент она обернулась и все увидела, естественно, начала на меня орать. А я ей нахамил в ответ: «Че вы на меня орете! Не имеете права!» Только потом мне стало стыдно, я подумал: «Блин, жалко старушку». Хотя ничего плохого я не хотел. А меня почему-то обвинили в том, что я ее изображал, хотя ничего подобного не имел в виду. Просто дурачился. На уроках истории я сначала сидел на задней парте, что-то там рисовал. Но потом Вера Николаевна издала указ: «Вот как у меня в кабинете сидим, так и сидим на всех уроках!» Потому что ей не нравилось, что мы где-то болтаем, где-то парочками по интересам сидим. Меня пересадили на вторую парту и на истории тоже. Но я и там продолжал лоботрясничать. Со мной сидела самая красивая девочка нашего класса. Звали ее Лера. Боже, какая она была волшебная! Аккуратненькая такая, как в средние века, с длинной шейкой, кукольным личиком. Подбородочек треугольничком, носик осторожненький, глазки голубые маленькие. И одевалась она просто супер! Родители у нее были, конечно же, богатые. Я с ней сидел и сходил с ума. Так и говорил учителям:

– Простите, я не могу учиться! Со мной Лера сидит.

Короче, за полгода в новой школе я так ничего и не понял – пытался не столько учиться, сколько найти подход к учителям. С некоторыми получалось, с другими сразу было ясно, что бесполезно. С физичкой общий язык я нашел только к концу. Она, кстати, выглядела как судья. У нее были волосы накрученные, как будто парик, челка долбанская, нос такой огромный – как у вороны клюв. Еще и горбатая, с противным голосом, как у Шапокляк.

– Учи правила, тогда ты поймешь физику!

– Если я не понимаю физику, значит, я не пойму правила!

Это продолжалось бесконечно. Мы как следует помотали друг другу нервы. И я вообще удивился, когда мы с ней в третьей четверти смогли договориться о четверке. Но там были свои секреты, это потом.

В общем, поначалу все было в школе терпимо: с одноклассниками отлично, с учителями кое-как.

День у меня был такой. Утром сначала просыпалась Виолетта, открывала дверь в мою комнату, дальше меня будила Сонька. Потом я шел умываться, чистить зубы, потом приходил в столовую на завтрак – там была приготовлена яичница. Она мне ее делала почти каждый день. Я съедал яичницу, одевался. Подходил к ней попрощаться, чмокал в щеку:

– Все, я в школу!

– Да, давай, пока!

Я выходил, за мной закрывалась дверь. И я прямо там же, не отходя от квартиры, закуривал. Как раз пока дойду, должно уже не пахнуть. Школа была всего в пяти минутах. Около школы по пути встречал пацанов и девчат, мы вместе заходили в класс. После учебы я возвращался домой, там уже был обед – его тоже готовила Виолетта. То фаршированные перцы, то курица под соусом, то что-то еще. Она хорошо готовила, очень вкусно. Я ел и уходил смотреть телевизор. Или сидел у себя в комнате, копался в телефоне. Вечером приходила с работы Виолетта. Был ужин, потом просмотр фильма, если время позволяет. И все, отбой. Уроки она у меня не проверяла, вместе мы не занимались.