Он даже в машине отказался снимать ушанку, и, что хуже всего, она ему действительно шла.

– Не пускать главного врача в архив. Не дать нам пересечься.

Чем ближе была Тверь, тем сильнее у Мары потели ладони. Ожидание изматывает: время тянется и застывает липкой смолой. От правды, какой бы она ни была, всегда становится легче.

Вдоль трассы тянулись черным забором деревья, снежинки летели в лобовое стекло, выхваченные из темноты светом фар. Нанду дремал, прислонившись к стеклу. С заднего сиденья Мара видела только плечо и скулу Вукович. Непроницаемая, уверенная, сосредоточенная. Как она могла так легко вести машину впотьмах на незнакомых дорогах, да еще и в снегопад? Будто делала это каждый день. А эта ее фраза про стандартную схему? Покажите еще хоть одного завуча, у которого есть стандартная схема для проникновения в закрытый архив? Нет, Вукович не так проста. Неужто тоже успела поработать шпионкой?

Теперь, когда грядущие экзамены не отнимали у Мары все силы и мысли, она снова думала про отца. Где он? И неужели через день-два они увидятся? Если это и правда он… И как ей быть: злиться, ненавидеть его за то, что оставил ее? Или хоть раз в жизни обнять родного человека? За долгие месяцы вопросов и размышлений обида почему-то не росла, а, наоборот, таяла. Было ли дело в том, что теперь ее окружали друзья, а не стены тесной каморки, или она успела придумать кучу причин, по которым он мог исчезнуть из ее жизни, но Маре хотелось не мести, а ответов. Она должна была узнать, наконец, кто она такая.

Девочка взглянула на часы, подарок Селии. Десять, а Тверью и не пахнет. И ужин, наверное, в гостиницах уже не дают.

– Остановимся в мотеле, – Вукович словно услышала ее мысли. – Навигатор показывает гостиницу через пару километров. Смотри внимательнее по правую руку.

Красная неоновая вывеска «Сказка», три фуры с выключенными фарами, заваленный снегом мангал. Какое-никакое пристанище.

Вукович взяла номер на троих, попросила подогреть заветренный плов, и вскоре делегация перевертышей отрубилась на продавленных, пахнущих хлоркой кроватях.

Будильник прозвенел в шесть: надо было торопиться в роддом. К утру снегопад стих, грузовики со стоянки исчезли. Мимо с воем неслись в Москву фуры.

Нанду встал бодрый, как будто не дрозд был его тотемом, а жаворонок, хотя светать еще даже не начинало. Скудный завтрак был наспех проглочен, Вукович захватила пару упаковок крекеров и сока и заняла свое место за штурвалом.

За окнами тянулись синие от зимней темени поля. Первые желтоватые росчерки появились на небе уже в Твери. Нанду прилип к окну, как пятилетний мальчишка:

– А это что, чей-нибудь дворец? А вот это? А это ратуша? Нет, церковь. Черт, ни у кого нет дополнительной карты памяти? Заканчивается место. Стойте, стойте, мисс Вукович! Притормозите вот тут. Вы видели этот мост? Ай, смазалось… Ну подождите!

– Потом, Фернанду. Сначала дела, – отрезала Вукович.

Они остановились у длинного двухэтажного здания из красного кирпича. На деревьях повисли сдутые шарики, асфальт пестрел женскими именами. Родильный дом № 2.

Хорватка раздала сим-карты:

– Пока меня нет, вбейте номера друг другу в телефон. Вот мой, – она протянула бумажку. – Нанду оставаться в машине. Двигатель не глушить. И молчать. И сними, наконец, шапку, иностранец в ушанке привлечет ненужное внимание. Мара, твоя задача – прикрыть меня. Директора зовут Наталья Владимировна. Халат я раздобуду. Чтобы ты могла меня отличить от оригинала, нужно что-то… Давай свои часы.

– А может, лучше…

– Давай быстрее. Тогда точно меня узнаешь. Если кто-то спросит, что ты здесь делаешь, скажи, что ждешь начала передач.

– Чего? – переспросил Нанду.

– В России больным передают гостинцы. Фрукты…

– А посещения?

– Запрещены. Не отвлекай, – Вукович поправила очки и достала из сумочки кошелек. – Вот деньги, купи в ближайшем магазине какие-нибудь фрукты. Положи в прозрачный пакет. Скажи, что у тебя тетя рожает. Ночью увезли на скорой.

– А если спросят имя тети?

– Придумай что-то. Выкрутись, – хорватка вылезла из машины и хлопнула крышкой багажника.

Потом снова заглянула в салон и протянула Маре пакет:

– Вот. Здесь ночная рубашка и тапочки. Когда я тебя вызову, попросишь охранника отдать это тете. Передачи только с одиннадцати, срочную он должен отнести сам. Пока его не будет, пройдешь. Все, мне пора. В десять начнется обход, опоздаю – не примут.

Вукович повесила на шею бейдж с яркими буквами «ПРЕССА» и поспешила к дверям роддома.

– Откуда она все это знает? – Нанду сидел, не моргая. – А бейдж?.. И тапочки?..

– Не спрашивай, – Мара была удивлена не меньше. – Не человек, а загадка… Ладно, я – в магазин. Сиди и не высовывайся.

Нанду озадаченно кивнул, но, когда Мара вернулась с пакетом апельсинов для несуществующей тетушки, на заднем сиденье никого не было. Только аккуратная стопка одежды, увенчанная свернутыми в трубочку желто-зелеными носками.

– Чертов летун! – Мара в сердцах хлопнула дверцей.

Одна сидеть в машине она тоже не собиралась. Размялась, прошлась вдоль здания. Из окон доносился плач младенцев, пахло столовской едой, как в детдоме. Как будто и не уезжала в другую страну.

Неужели когда-то она была здесь вместе с мамой? Жаль, ей этого никогда не вспомнить. Дни, когда жизнь была нормальной: тепло маминых рук, никакой опасности, никаких смертей, никакого пожара…

Вукович перезвонила через полчаса:

– Архив на втором этаже. Жду тебя. Через главный вход, лестница – направо.

Мара кинулась туда, прихватив пакеты. От волнения живот скрутило так, словно она шла рожать, а не стоять на шухере.

Однако попасть на второй этаж ей не удалось. В холле за стойкой пил кофе охранник.

– Куда это вы, девушка? – лениво поинтересовался он.

– Так… у меня вот, для тети…

– Передачи с одиннадцати, вход с другой стороны.

– Ее ночью забрали, даже переодеться не во что…

– Ничем не могу помочь. Что это у вас?.. Апельсины? Сразу убирайте. Не положено.

– Но я быстренько… – Она лихорадочно соображала. – Может, мы договоримся?

У нее осталась небольшая сдача. Она видела, как делают в кино: положила на стойку купюру и подвинула ее охраннику, выразительно подняв бровь.

– Быстро заберите! – прорычал мужик. – Издеваетесь?! Сейчас обход будет! И там все стерильно!

– Ладно, я подожду… – Она изобразила смирение и вышла на улицу.

И как теперь попасть внутрь? А если Вукович засекут? Она ведь ради нее, Мары, все это затеяла! Никак нельзя ее подвести… И где носит Нанду? Поискала глазами: голуби, воробьи, вороны… Вон на подоконнике. Наверняка подглядывает за женщинами.

Мара свистнула, махнула рукой. Он вспорхнул, слетел вниз и присел ей на плечо.

– Только не испачкай мне куртку, – предупредила она, и птица разразилась возмущенной трелью. – Ладно-ладно. Мне надо попасть внутрь. Охранник не пускает. Сейчас я трансформируюсь и пойду туда снова. Досчитай до двадцати и залетай в форточку. У нас это плохой знак. Пока он будет тебя выгонять, я пробегу.

Мара вернулась к машине, натянула пуховик Нанду, а под свитер запихала ночнушку и кофту, имитируя беременный живот. Потом прикрыла глаза, сосредоточилась, по телу прошла приятная дрожь… И светлые