– Не знаю. Эдлунд сказал, что твоя мама изучала фольклор и культуру перевертышей коренных народов России и могла встретить его во время одной из экспедиций. Мисс Кавамура искала письмо твоей матери – тщетно. Зато обнаружила черновики Лены: там как раз есть что-то про бурятов.

– И что вы думаете? – Мара с надеждой посмотрела на свою опекуншу.

– Понятия не имею, что делать, – честно ответила та. – Но у меня есть для тебя еще одна новость. Эта девушка со светлыми волосами – Улла Дальберг из Стокгольма. И вот она как раз училась здесь. Я проверила – они с твоей мамой были одногодками. Возможно, даже подругами. Сейчас Улла работает в Гринпис. Ее мама сказала, что у них какой-то проект «Защитим Арктику»… В общем, в Швецию она вернется только на зимнее солнцестояние. У них будут короткие рождественские каникулы. И я собираюсь с ней встретиться.

– А как же…

– Если у тебя будут нормальные оценки, возьму с собой.

– Правда?! – Мара вскочила и порывисто обняла Вукович.

Та опешила. Потом неловко похлопала девочку по спине и сказала:

– Ладно-ладно, не радуйся раньше времени. Надо подождать, что скажет профессор Эдлунд.

Он вернулся на остров вместе со всей мужской делегацией через несколько дней, когда эмоциональные женские бури стихли. Джо и Нанду выглядели посвежевшими, притащили с собой дурацкие сувениры и кучу местных сладостей: леденцов и лакричных конфет. Профессор все же купил Маре одежду и был весьма доволен своим выбором. А выбрал он ярко-розовую куртку – вырви глаз. Со странными геометрическими вкраплениями. В такой следовало бы кататься на сноуборде, чтобы не затеряться в снегах, когда спасатели на вертолетах будут искать. Вдобавок профессор заботливо подобрал сапоги того же оттенка и фиолетовую толстовку в горох.

– С воротником, как ты носишь, – сообщил он с видом пятилетнего ребенка, который нарисовал мамин портрет на обоях: гордо и совершенно не подозревая, что сотворил.

Мара через силу улыбнулась своему благодетелю, выказала признательность, а потом подождала, когда он зайдет за угол, и стянула обновку, сложив ее изнанкой наружу. И сама себе удивилась: ведь не так давно она и не мечтала о новой фирменной одежде. Досталась без дырок и пятен – и на том спасибо. А теперь вот выпендривается, как какая-нибудь Сара или Рашми.

Нет, она ведь не зазнайка. Просто кругом иностранцы, живет она среди зимних. Докопаются, начнут дразнить… Не оберешься. Раньше хоть серые толстовки были, никто внимания не обращал. А с этой куда?..

Неделю Мара мерзла, но ходила по улице в двух толстовках. Пока, наконец, не рухнула с температурой под сорок. Разумеется, ее тут же определили к мадам Венсан.

– Я нашла в твоем шкафу новую куртку, – сказала Вукович, навестив Мару и трогая прохладной рукой ее влажный лоб.

– Бде очедь дравится, – выдавила та.

– Я так и поняла, – покачала головой хорватка. – Ты поэтому не срезала с нее этикетки?

Мара отвела взгляд.

– Не переживай, я тебя понимаю, – Вукович расправила одеяло. – Профессор Эдлунд не видит разницы между трехлетней девочкой и подростком. Я разберусь.

– Спасибо.

Мара смотрела на эту уставшую женщину в неизменно отглаженной блузке и недоумевала: как можно было подозревать ее в чем-то? Ей бы сейчас лечь, вытянуть ноги, отдохнуть после долгого дня. А она сидит тут с бестолковой девчонкой, сочувственно гладит ее по лбу, не позволяя себе расслабиться и выпустить пар.

– Спасибо, – снова прошептала Мара и отвернулась, не желая казаться нытиком.

Ей стоило бы взять у Джо пару уроков непробиваемости.

А с курткой все решилось просто: ее заметила Брин. И пришла в неистовый восторг. Видимо, будучи от природы бесцветной, она старалась компенсировать это яркой одеждой. Странный сарафан с бантом на спине до сих пор стоял у Мары перед глазами.

Исландка взмолилась, чтобы подруга уступила ей куртку. Предлагала в обмен три доклада или конспекты по астрономии. Тут же позвонила маме, чтобы ей перевели деньги.

Мара не ожидала такого натиска, но для видимости немного поломалась, поднимая цену, и выторговала плюс ко всему еще и презентацию по мифологии. Сделкой были довольны обе. Брин щеголяла по острову как второй маяк, а Нанду показал, как заказывать вещи через Интернет, и Мара сама выбрала себе крутейшую черную кожаную куртку, к которой так и просился новенький блестящий «харлей». Густав забрал ее в Стокгольме через несколько дней, и в домик зимних Мара вернулась, подняв воротник и гордо вздернув подбородок.

Учеба пошла своим чередом. Дни становились короче, резкие ветра срывали с лип последнюю желтую листву, окна по утрам покрывались тонкой изморозью. К концу осени у Мары, наконец, дошли руки до личного дела. Она перевела записи пожарных и через Джо отправила их Биллу Маквайану. В начале декабря на стылую землю упали первые снежинки, и Линдхольм охватила предпраздничная суета.

Гулянья ожидались знатные: зимнее солнцестояние и Рождество. Мальчишки со стремянками носились по острову, развешивая разноцветные гирлянды из маленьких лампочек, оргкомитет распределял поручения. Маре пришлось перейти на кофе: между подготовкой к тестам, которые она не имела права завалить, потому что иначе Вукович не взяла бы ее в Стокгольм, надо было рисовать плакаты и готовить друзьям небольшие подарки. Помня, как понравился Брин ее портрет, Мара решила сделать такие же и остальным: Нанду, Джо, Вукович, Эдлунду и даже синьоре Коломбо. Уж очень хотелось снова завоевать ее расположение и привилегию первой получать свежее печенье, тем более теперь, когда рядом не было мисс Кавамура с ее аллергией на орехи, Мара могла грызть их, не вылезая из кровати. Крошки, конечно, оставались на простынях, но ведь их всегда можно было стряхнуть на постель Рашми. А потом с утра забавляться, глядя, как та недоумевающе чешется. Смеартона она, конечно, тоже изображала, и без всякой пощады, но показывать эти рисунки кому-либо не собиралась.

Несмотря на жуткую усталость и навязчивое желание аккуратно сложить учебники в камин главного здания, Мара пребывала в отличном настроении, предвкушая поездку. Она напевала себе под нос, старательно вырисовывая синьору Коломбо. Ради печенья она изобразила итальянку стройнее и моложе. Оставались считаные штрихи, когда затрезвонил телефон, подмигивая лицом Вукович.

– Я жду тебя у Эдлунда, – сообщила хорватка без лишних церемоний.

Мара вздохнула, спрятала альбом с рисунками под подушку и полезла вниз. Только пригрелась в пижаме под мягким одеялом – и снова переодеваться и тащиться в главное здание… Отопление в домиках работало, но воздух был зябким, народ не вылезал из теплых штанов с начесом и мохнатых шерстяных носков.

Ида, разбуженная звонком, накрылась подушкой, Рашми пробормотала что-то на хинди, и это явно не было дружественным напутствием. Мара влезла в высокие дутые сапоги, черный пуховик, купленный неделю назад, и, затянув шнурки на капюшоне едва ли не до самого носа, шагнула в промозглую ветреную темень. Лужицы рыжего света фонарей лежали на пустых верандах, шипело северное море. Девочка ссутулилась, обхватила себя руками и торопливо, чуть не срываясь на бег, двинулась к главному зданию.