– Ну да. То есть у меня родители разных национальностей?
– Да нет же, – тряхнула головой Селия. – Коркмаз – турок, он тоже европеоид, как и твоя мама. Тут другое, надо искать монголоида или американоида…
– Американоида? Разве есть такая раса?
– Конечно! Доказано, что американские индейцы не имеют отношения к монголоидам.
– То есть мой отец может быть индейцем? – Мара сразу подумала про Джо: было бы здорово и очень киношно, если бы он вдруг оказался ее братом.
Но она тут же отбросила эту мысль. Ведь Билл Маквайан был летним и не учился на Линдхольме. А жаль. Отец-полицейский, такой суровый и сильный… Мара вздохнула и налила гостье кофе.
– Ага, – кивнула Селия, прихлебывая горячий напиток. – Или китайцем. Или кем-нибудь из тех, что живут у вас в Сибири. Якуты, ханты… Я плохо разбираюсь. Так что, если соберешься взламывать библиотеку в мое отсутствие, ищи среди них.
Мара не собиралась. Напротив, она была исполнена решимости стать образцово-показательной ученицей, чтобы завоевать утраченное доверие Вукович. И тогда, под ее покровительством, можно будет, наконец, раскопать что-то новое.
Поэтому Мара рьяно взялась за поручения миссис Чанг. Им с Джо и Брин пришлось пропустить праздничное утреннее барбекю и корриду. И хотя Нанду приволок несколько чуть теплых сосисок, а из окна третьего этажа можно было увидеть часть тренировочного поля, на котором носился профессор Лобо в облике устрашающего черного быка, и даже заметно было, как величественно лоснится на солнце его шкура, ощущения были уже не те. Вообще-то тотемом профессора был волк, но, будучи истинным испанцем, только он мог показать гостям, что такое коррида.
К вечеру гости разъехались, отбыли и Мартин Айвана с Селией. Остров теперь казался непривычно пустым и брошенным, как фантик от конфеты. К слову, именно эти фантики, а также обрывки гирлянд, бумажные серпантины и прочее наследие праздника ученики дружно собирали весь следующий день. Нанду ворчал, что в его родных фавелах есть улочки почище, чем тренировочное поле Линдхольма.
Маре повезло: наказание освобождало ее от тотальной уборки. Джо с самого утра пропадал в библиотеке, а Брин, брезгливо морщась, нацепила старую спецовку с брызгами побелки, здоровенные пластиковые очки, кепку и направилась к Густаву. Мисс Вукович тоже позаботилась о том, чтобы Мара прочувствовала всю глубину своего проступка. Вооружившись пухлыми папками, они обосновались в одном из пустующих классов.
Хорватка превратила доску в гигантскую таблицу, пытаясь распределить кучу дисциплин между курсами, учитывая пожелания каждого из учителей. Плюс были еще разные нюансы. Например, между днями с биологией и астрономией надо было обязательно оставлять один свободный, чтобы студенты успели сделать задание. А ведь еще факультативы и тренировки!
При этом Вукович постоянно кто-то дергал: то звонила синьора Коломбо по поводу меню на следующую неделю, то студенты спрашивали, куда убрать реквизит после выступлений, то Эдлунд не мог найти важный документ. Вдобавок департамент образования Верховного совета просил учебный план на следующий год, и Вукович лебезила и оттягивала срок сдачи как могла, потому что половина профессоров еще не притрагивалась к бумагам. Из обрывков разговоров Мара поняла, что хорватке, в конце концов, придется все заполнять самостоятельно. Как и всегда.
Когда первый рабочий день близился к завершению, Мара и сама была готова оторвать голову каждому, кто заглянет в класс с очередной просьбой. Теперь Вукович предстала перед ней образцом самообладания: она кропотливо, ячейку за ячейкой стирала и снова заполняла таблицу на доске. Идеального расписания, подходящего всем, просто не существовало в природе, но хорватка упорно пыталась его создать. От бесконечных перестановок Маре хотелось заорать, порвать к чертям все бумажки и выйти из класса через окно.
– Принеси мне кофе. Большую кружку, две ложки сахара, – снисходительно обратилась к подопечной Вукович, заметив, как та с безумным взглядом грызет ногти. – Я бы и сама сходила, но ведь ты опять решишь, что я хочу тебя отравить.
Мара закатила глаза. Что ж, справедливо, сама нарвалась.
– И не отходи от кружки, – Вукович саркастически усмехнулась. – Синьора Коломбо недавно травила тараканов, вдруг у нее остался яд? Мы все в опасности.
Завуч не была исключением: Мару не подкалывал только ленивый. То в столовой какой-нибудь шутник изображал страшное отравление, то Коломбо выдавала что-то вроде «Хочешь, я сначала попробую твою порцию сама?» или «Уберите посуду, чтобы мисс Корсакофф было удобнее прыгать по столам».
Один парень даже пытался пошутить над Джо. Что между ними случилось после, доподлинно никто так и не узнал, но незадачливый весельчак потом нервно вздрагивал при виде индейца, а желающих приколоться поубавилось.
Через неделю после солнцестояния мисс Вукович позвала Мару с собой в кабинет Эдлунда. Тот куда-то отлучился, и хорватка преспокойно достала из кармана ключ и отперла кабинет.
– Он должен был подписать и оставить смету на питание. Ты ищи на столе, а я – в тумбе.
– А он не будет возражать? – неуверенно спросила Мара, припоминая, как пряталась под этим самым столом.
– Нет, конечно. Он даже не заметит. И потом, он вечно забывает передать мне документы, приходится искать самой. Только вот каждый раз это превращается в охоту за кладом… – И Вукович яростно зашелестела бумагами.
Мара окончательно убедилась, что зря подозревала свою опекуншу в чем бы то ни было. Наверняка та и в прошлый раз наведывалась сюда легально. Эдлунда заботили лишь его лаборатория и тренировки со студентами. Документы и прочие формальности занимали лишь крошечный уголок на задворках его сознания. Вот и теперь смету пришлось искать добрых полчаса: профессор забыл ее между страницами второго тома «Репродуктологии солнцерожденных».
Мара не раз слышала, как ее опекуншу по телефону отчитывали представители Совета, потому что Эдлунд в который раз забыл подписать и выслать им какую-нибудь бумажку. А она все равно находила в себе силы с улыбкой здороваться с ним по утрам.
– Что это вообще за Совет? – как-то поинтересовалась Мара, раскладывая документы по дате. – Я имею в виду, кто их назначил? И почему вы должны перед ними отчитываться?
– А кто, по-твоему, содержит Линдхольм? – Вукович взглянула на подопечную поверх очков.
– Разве весь этот остров не принадлежит профессору?
– Сам остров – да. Он уже много лет в собственности его семьи. Но ведь налоги государству, все эти постройки, питание… Ты же не думаешь, что научная работа позволила бы ему содержать все в одиночку?
– Но ведь обучение бесплатное. Откуда же тогда берутся все эти деньги? И кто всем этим распоряжается?
– Хороший вопрос, – усмехнулась хорватка. – Верховный совет был создан в пятнадцатом веке, чтобы защитить перевертышей от гонений. Сначала он существовал как фонд взаимопомощи. Каждый платил, сколько мог, зная, что в трудную минуту не останется один на один со своей бедой. Потом структура разрослась,
