Трапеза совсем не радовала князя Ярослава Владимировича. Покинув Новгород, он расположился в селе Ракома, которое находилось на берегу озера Ильмень. Будучи хромым, князь Ярослав предпочитал рыбную ловлю охоте, но сейчас ему было вовсе не до веселья.

Он надеялся с этими варягами противостоять отцу, а теперь он остался с одной только дружиной, которая сильно уступала киевской. Хуже было другое – новгородцы не спешили идти к нему склонив голову и звать обратно к себе править. Видимо, жители города Рюрика посматривали в другую сторону. Не любо им было с самого начала воевать против Владимира, а теперь и вовсе это желание пропало.

Князь безо всякого аппетита принялся есть рыбу, которая стояла на столе.

– Ярослав, – спросила княгиня Анна, супруга Ярослава, – вернёмся ли мы в Новгород?

Хороший вопрос, подумал князь Ярослав. Вернёмся ли мы в Новгород? Я бы лучше задал его по-другому – куда мы пойдём, если не вернёмся в Новгород? Находиться в Ракоме вместе с дружиной он долго не мог. Воины любят серебро и любят тех князей, у которых оно есть. Конечно, казна Ярослава не была пустой и он мог платить из неё своим людям, но без пополнений она скоро оскудеет.

– Анна, я ещё не решил, – ответил Ярослав.

Сидящие за столом ближники князя покривились. Воевода Будый, пестун Ярослава, улыбнулся и, взяв со стола яблочко, разом откусил большую часть, а после, продолжая жевать, сказал со знанием дела:

– А чего ты, князь, приуныл? Новгородцев проучить надобно! Не будешь же ты так по городам скитаться. Дружина не любит тех, от кого удача отворачивается.

Ярослав скептически посмотрел на Будого. Сказать-то куда проще, чем сделать! Как ему проучить новгородцев, когда те, взяв в руки оружие, уже умертвили варягов? Если пролить и их кровь, то тогда ему ни на Руси, ни в Скандинавии места не будет.

– Чего предложишь, Будый? – спросил Ярослав.

– А чего тут хитрить, – жуя яблоко, сказал воевода, – за кровь платят кровью. Бсё можно обернуть себе на пользу.

– Это каким же образом? – поинтересовалась княгиня Анна.

– Новгородцев взять в руки оружие подбивали бояре, люди именитые и лишь свой интерес блюдущие. Они здесь уже много веков заправляют. Ещё со времён Рюрика они себя особенными мнят, а при твоём деде и вовсе угрожать вздумали. Беем известно, как пришли они к князю Святославу перед тем, как он войско на Царьград повёл, и сказали, чтобы он дал им князя или они сами выберут. Тогда-то Святослав им твоего отца в князья и поставил. Впрочем, недолго Владимир тут просидел.

– Будый, я хорошо знаю историю своего рода! Ты лучше скажи, что советуешь сейчас-то делать? – спросил князь Ярослав.

– А чего – поеду я в Новгород и там обращусь к именитым людям Новгорода ласково, словно спасибо им говорю. Буду звать их к тебе, княже, в Ракому. Они все придут сюда. Увидишь, ещё и передерутся за право предстать пред твоими очами. А здесь ты им крылышки-то и подрежешь!

При этих словах воевода Будый стукнул ребром ладони по столу, как бы показывая, что с ними надо сделать.

– Да после этого весь Новгород поднимется!

– Не поднимется, коли ты с дружиной въедешь. Люди силу уважают, а любви их ты всё равно не дождёшься. Да и недолговечное это чувство – любовь.

– А ты вообще в Бога-то веруешь? – холодно спросила княгиня Анна у воеводы. – Или по старинке на капище ходишь? Ты что такое моему мужу советуешь! За это же он в аду сгорит!

Будый пристально посмотрел на княгиню и затем проговорил:

– А после таких дел надобно и покаяться. А вообще без грехов жить никто не может. Даже святые грешили, а мы – люди, властью облечённые. За нас чернецы молиться должны. Коли новгородцев не унять, то они и впрямь себе князя выберут или призовут его из-за моря. Как только что-то неладное начинает происходить, так они сразу вспоминают, что их деды варягов позвали. А варяги сейчас веры латинской, а как говорят священники – латиняне хуже язычников. Вот придёт латинский князь, так весь Новгород уйдёт от нашей веры.

Произнеся это, Будый помахал рукой, изображая, что крестится. Креститься воевода так и не научился, хотя, впрочем, не сильно этого и хотел. Помимо креста на его шее висели и амулеты, и воронья лапка. Что самое интересное, так это то, что Будый считал себя истинным христианином, а когда указывали на амулеты, то он отвечал, что и в христианстве почитание предков разрешено. Он, мол, носит всё это вовсе не для того, чтобы древних богов славить, а чтобы род свой помнить. Поэтому же у него было и четыре жены. Выбрать из них одну он отказывался наотрез, говоря, что его покойный брат поручил ему заботу о них, и теперь сказать им, что они его полюбовницы, будет неправильно. Вот дети пусть верят по-новому, по-гречески, а я уж буду по-старому – по-славянски, всегда говорил Будый.

Князь Ярослав был человеком религиозным и, услышав, что Будый заговорил о вере, тут же заинтересовался. Воевода это заметил и сразу решил развить успех.

– Ты не жалей этих бояр – новые появятся. Как говорится, такое поле лесом не зарастёт. Ты князь и тебе о вере думать надо!

При этих словах Будый указал на небо, придавая себе благочестивый вид.

– Ярослав, не слушай ты его, – воскликнула княгиня, – он ведь тебе грех предлагает!

– Этот грех, быть может, веру нашу сохранит, княгиня, – с видом праведника проговорил Будый, – я вот знаешь сколько человек убил, когда те креститься идти отказывались? Мы с Добрыней Никитичем, родичем супруга твоего, людей пинками и копьями к реке подталкивали. Младенцев в воду бросали, а за ними их матери прыгали. Ты думаешь, как крещение проходило? Это в Киеве все креститься шли за князем, так как большинство уже веровали в Христа, а у нас здесь в Новгороде все иначе было. Сильно по-другому. Если бы не я, то, быть может, Новгород и остался бы языческим. Я своими руками идола Перуна топором рубил.

Князь Ярослав улыбнулся. Он не раз слышал эту историю о том, как Будый срубил идола и как упал он в реку