Через некоторое время Отец Водоль сложил полномочия Держателя посоха, чтобы целиком посвятить себя работе в газете. Тогда состоялось новое голосование – эльфы должны были решить, кто возглавит Эльфхельм.
Николас выиграл выборы: его поддержали семь тысяч девятьсот восемьдесят три эльфа, и только один проголосовал против.
После этого мальчика нарекли Отцом Николасом. Новое имя изрядно его забавляло, ведь ему было всего двенадцать, и он, конечно, не мог быть ничьим отцом. Но таковы традиции Эльфхельма, и кто он такой, чтобы с ними спорить? Матушка Водоль – младшая сестра Отца Водоля, которая, к счастью, была совсем на него не похожа, – предложила Николасу выбрать эльфийское имя. Уж больно его человеческое походило на «ниикалис», а ведь так называется отвратительный тролльский сыр.
– Точно, – согласилась Матушка Ри-Ри. – Не хочу вспоминать эту гадость всякий раз, когда тебя окликаю.
– О д-д-д-да, – поддакнула Матушка Брир, мастерица, которая делала пояса. Её недавно избрали в Совет. Многие проголосовали за неё из жалости: на днях бедняжку ограбила банда пикси. – Эт-т-т-то верно. «Ниикалис» – плохое слово. Почт-т-ти такое же плохое, как «гриб-вонюч-ч-ч-чка». Или «невозможно». Нужно прид-д-д-думать что-то ещё.
Тут вмешался Отец Топо:
– Давайте спросим самого Николаса!
Мальчику на ум пришло только одно имя.
– Рождество, – сказал он.
– При чём тут Рождество? – проворчал Отец Водоль. – До него ещё семь месяцев!
– Нет, я о другом. Почему бы вам не звать меня Рождество? Отец Рождество.
Эльфы в комнате согласно закивали.
– А почему такое имя? – спросил Отец Топо, жуя очередное печенье. Иногда Николас думал, что карманы у него бездонные.
– Мама с папой звали меня так, когда я был маленьким. Потому что я родился на Рождество. Это было моё прозвище.
– Отец Рождество? – подозрительно переспросил Отец Водоль. – Не слишком-то запоминающееся имя.
– Мне нравится, – поддержал Николаса Отец Топо, смахивая крошки с усов. – К тому же на Рождество ты вернул нам Малыша Кипа. Так что имя подходит как нельзя лучше. Будешь Отцом Рождество.
– Рождество – время подарков, – заметила Матушка Ри-Ри. – А ты стал подарком для всех нас.
На Николаса нахлынули воспоминания, и он почувствовал, как глаза наполняются слезами.
Отец Рождество.
Он мысленно вернулся в те времена, когда отец с матерью были живы, и они вместе пели рождественские гимны на городской площади Кристиинанкаупунки. Он вспомнил, как счастлив был на Рождество, когда папа подарил ему санки. Джоэл выстрогал их в лесу и прятал там до самого праздника, чтобы Николас не догадался. Даже кукла-репка была волшебным подарком – ведь мама сделала её своими руками.
Мальчик улыбнулся, утирая слёзы. На сей раз они были совсем не горькими. Николас мысленно повторил своё новое имя.
– Думаю, лучше и придумать нельзя, – сказал он.
– Ура! – воскликнул Отец Топо и отправил в рот последний кусок печенья. – Такое событие стоит отпраздновать. Пряников ни у кого не найдётся?
Последняя встреча с тётей Карлоттой
Первым делом Отец Рождество отменил все законы, принятые Отцом Водолем.
– Отныне эльфы могут носить туники того цвета, который им нравится, – объявил он. – Никакого больше разделения на синие, зелёные и прочее. А, и сидеть можно за любым столом. Свистопляски больше не под запретом. Можно снова петь радостные песни и наслаждаться едой…
Члены Эльфийского Совета охотно его поддержали.
– Наконец, в Эльфхельме должно царить веселье. Эльфы вернут своё доброе имя…
– Доброе имя? В самом деле? – подняла бровь Матушка Ри-Ри. – Когда это мы успели им обзавестись?
– Может, пока не успели, – не стал спорить Отец Рождество. – Но исправить это никогда не поздно.
И эльфы за столом принялись на разные лады повторять: «Веселье и доброе имя!» Правда, не все присоединились к общему ликованию. Отец Водоль, например, сидел с довольно кислым лицом. Но даже он выдавил из себя улыбку.
Да, именно так всё и случилось. Человеческий мальчик вернул счастье в Эльфхельм. И оно собиралось остаться там надолго.
В тот вечер Николас снова взобрался на Блитцена: он хотел в последний раз навестить свой дом. Они полетели строго на юг, к хижине, где прошло его детство. Олень приземлился рядом с колодцем, в который упала мать Николаса, и мальчик присел на пенёк, оставленный отцом. Посидев немного, он пошёл к дому, в котором до сих пор витал запах гнилой репки, и увидел, что тёти Карлотты там нет. Николас заглянул внутрь и полной грудью вдохнул воздух родного жилища. Кто знает, когда он ещё переступит его порог?
На обратном пути они заметили тётю Карлотту: она брела в сторону Кристиинанкаупунки. Когда они пролетали у неё над головой, Николас подумал, что, увидев оленя в небе, тётя Карлотта уж точно поверит в волшебство. И, может быть, её жизнь пойдёт на лад. Поэтому он крикнул ей с высоты:
– Тётя Карлотта! Это я! Лечу на олене! Со мной всё хорошо, но домой я не вернусь!
Тётя Карлотта подняла голову и увидела, как Николас машет ей рукой, сидя на спине летающего оленя. И как что-то коричневое стремительно несётся прямо к ней.
Понимаете, это Николас хотел, чтобы тётя Карлотта поверила в волшебство. У Блитцена были свои соображения на сей счёт. Поэтому он хорошенько прицелился – и запулил оленьим навозом точно ей в голову, густо заляпав лучший тётин наряд для выхода в город.
– Мерзкие твари! – завизжала она, отирая вонючую жижу с лица.
Но Блитцен и Николас уже скрылись в облаках.
Как Отец Рождество провёл следующие десять лет
1. Ел пряники
Первые одиннадцать лет жизни Николас питался в основном грибной похлёбкой. Поэтому следующие десять он ел то же, что и все эльфы. То есть пряники, морошковое варенье, булочки с голубикой, пироги с черникой, сладкий сливовый суп, шоколад, желе и конфеты. Да-да, на столе у эльфов в основном сладости. И еды хватает в любое время дня и ночи.
2. Рос
Николас вырос очень высоким, в два раза выше, чем Отец Водоль. А он-то был самым высоким из эльфов!
3. Разговаривал с оленями
Николас первым догадался, что у оленей есть свой язык. Они, конечно, разговаривают не как люди или эльфы, но при желании их легко можно понять. Отец Рождество полюбил болтать с Блитценом и его рогатыми друзьями. Они много говорили о погоде, в их языке имелось 17563 слова для обозначения лишайника (и ни одного – для травы), они верили, что рога объясняют устройство вселенной, любили летать и считали, что люди – это просто неудачные эльфы. Скакун был самым разговорчивым и вечно сыпал шутками. Гроза не скупилась на похвалу и комплименты. Купидон не упускал возможности порассуждать о любви. Резвая оказалась непростой собеседницей: ей нравилось задавать философские вопросы вроде: «Слышен ли звук падающего дерева в лесу, если рядом никого нет?» Комета вечно нёс всякую чушь, а Блитцен
