«Была ли я воспитана пуританами? Тогда я верила в то, во что верили они. Неужели все мы больны бешенством? Или тогда я была здорова, а сейчас безумна?»
– Но такие новости господа могли послать письмом, – заметила мистрис Гоутли. – Почему они так внезапно приехали сами?
– Привезли домой кое-что, – объяснил кучер с таинственным видом. – Я видел это всего секунду, оно похоже на пергамент с восковой печатью размером с ладонь. – Он понизил голос до шепота, несмотря на то, что вокруг сгрудился десяток любопытных ушей. – Могу предположить, что это королевская печать.
– Это королевская грамота, – сказал Джеймс Мейкпис в конце того же дня, когда выдалась возможность поговорить с глазу на глаз. – Мне все поведал мастер Саймонд.
– Разве ты и мастер Саймонд друзья? – поразилась Мейкпис.
Она успела увидеть Саймонда, когда тот спешился во дворе и бросил слуге поводья красивой серой кобылы. Лет девятнадцати на вид и роскошно одет в кружева и бархат небесного цвета. Очень привлекательный, с льдисто-светлыми волосами, всем своим видом олицетворявший элегантность истинного придворного, он казался редкой дорогой птицей, словно ледяные лебеди, которых мистрис Гоутли иногда делала для важных гостей. И совсем не походил на сэра Томаса, если не считать маленькой ямочки на подбородке. По правде сказать, Мейкпис очень впечатлило, что Джеймс находился на короткой ноге с таким экзотическим созданием.
Джеймс раздулся от тщеславия и уже хотел было сказать «да», но честность возобладала.
– Иногда, – нехотя выдавил он наконец. – Я был его компаньоном, когда он здесь рос, и время от времени мы бывали друзьями. Он подарил мне эту одежду и дорогие туфли, когда-то принадлежавшие ему. А еще он оставил мне на память это.
Джеймс откинул волосы, и Мейкпис увидела белый шрам, тянувшийся через левый висок у самых волос.
– Однажды мы охотились вместе верхом на красивых кобылах. Перепрыгнули через живую изгородь, и у меня получилось лучше, чем у него. Я это знал, и он знал это. И помрачнел, как грозовая туча. Я видел, как он смотрит на меня. И когда мы приблизились к следующей изгороди, подальше от посторонних взглядов, он перегнулся в мою сторону и ударил меня кнутом по лицу. Я пошатнулся, моя кобыла в изумлении остановилась, и я перелетел через ее голову прямо на изгородь.
Джеймс рассмеялся, похоже находя случившееся куда более забавным, чем Мейкпис.
– Но ты мог сломать шею! – воскликнула она.
– Я крепче, чем кажусь, – ответил Джеймс спокойно. – Но тогда получил урок. Пусть он кажется сотканным из молока и меда, но под ангельской внешностью скрываются гордость лорда и горячий нрав. Потом он признался, что я не оставил ему выбора. Что ему необходимо быть лучшим. Полагаю, в его устах это вполне может сойти за извинение.
Мейкпис так не считала. По ее мнению, это вовсе не было извинением.
– Он уехал в Оксфордский университет, и с тех пор сэр Мармадьюк успел представить его ко двору. Каждый раз, когда он возвращается, сначала ведет себя надменно и горделиво и вроде бы совсем меня не узнает. Но как только мы потолкуем с глазу на глаз, все становится прежним… на некоторое время.
Мейкпис ощутила укол ревности при мысли о том, что Джеймс доверительно беседует с кем-то другим. Но у нее не было никаких прав ревновать, и она это знала. Джеймс стал ее ближайшим другом и доверенным лицом на этом свете. Она доверяла ему больше, чем любому человеку, и все же до сих пор не рассказала о медведе. Чем больше времени проходило, тем сложнее было признаться Джеймсу, что она скрыла от него такую важную тайну. Спустя три месяца такое признание уже казалось невозможным. Мейкпис терзалась угрызениями совести, иногда немного грустила, словно опоздала на корабль и теперь навечно обречена застрять на пустынном берегу.
– Так мастер Саймонд сказал, что' в этой грамоте? – спросила она.
– Он ее не читал и не знает, что в ней. Клянется, что это страшная тайна. Еще добавил, что королю она совсем не понравилась и сэру Мармадьюку пришлось немало потрудиться, чтобы он ее подписал. В конце концов его величество согласился, но только потому, что Фелмотты ссудили ему целое состояние, а сэр Мармадьюк помогает продать кое-какие драгоценности короны.
Мейкпис нахмурилась. Рассказ Джеймса пробудил смутные зловещие воспоминания о первом дне в Гризхейзе.
– Королю так отчаянно нужны деньги?
По крайней мере, так говорил лорд Фелмотт.
– Полагаю, да, – пожал плечами Джеймс.
– А для чего нужны королевские грамоты? – спросила Мейкпис.
– Это… королевские декларации, – несколько неуверенно пояснил Джеймс. – Дают позволение что-то сделать. Ну… например, выстроить укрепления вокруг твоего дома. Или… продавать перец. Или нападать на вражеские суда.
– Так какой смысл в секретной декларации? – удивилась Мейкпис. – Если король дал разрешение что-то сделать, почему нельзя, чтобы все это знали?
– Хм-м-м… Это странно, – задумчиво нахмурился Джеймс. – Но грамота определенно дает Фелмоттам позволение что-то сделать. Мастер Саймонд признался, что подслушал, как сэр Мармадьюк говорил что-то насчет «наших древних обычаев и установленных наследием порядков».
– Джеймс, – медленно выговорила Мейкпис, – в тот вечер, когда я впервые оказалась в этом доме, я подслушала, как разговаривали его милость и Белый Кроу. Белый Кроу сообщил, что некоторые придворные обвиняют Фелмоттов в колдовстве.
– В колдовстве?! – ахнул Джеймс. – Почему ты мне не сказала?
– В тот день я почти обезумела от лихорадки! Все равно что кошмар вспоминать. С тех пор я почти об этом не думала.
– Но ты уверена, что речь шла о колдовстве?
– Думаю, да. Лорд Фелмотт сказал, что не может помешать королю узнать о слухах, но главное – не дать ими воспользоваться. Им нужно чем-то его привлечь, чтобы приобрести над ним власть. Потом они заговорили о необходимости что-то придумать.
Джеймс яростно насупился, глядя в пространство.
– Итак… что, если «древние обычаи» Фелмоттов есть зло и порок? – протянул он. – Нечто такое, за что их можно обвинить в колдовстве? Если король подписал грамоту, разрешающую дьявольские деяния, значит, не сможет арестовать их как колдунов, верно? Потому что в противном случае они покажут всем эту грамоту. И его тоже обвинят.
– Если падут Фелмотты, падет и он, – докончила Мейкпис его мысль. – Это шантаж.
– Говорил же тебе, что с Фелмоттами что-то неладно! – воскликнул Джеймс. – Их «древние обычаи»… должно быть, имеют какое-то отношение к тому, что с ними случается, когда они наследуют титул и земли. Они меняются, попомни мои слова! Может, продают души дьяволу!
– Мы не знаем… – начала Мейкпис.
– Мы знаем, что они колдуны или близко к тому, – парировал Джеймс. – Почему бы тебе не убежать со мной? Как можно заставить тебя передумать?
Ответ был получен на следующий день.
Глава 9
Утро выдалось душным,
