Андрей на работе режется, а особые.

– Какие еще особые?

– Ну нет на них королей, дам и всякой этой ерунды. Только символы какие-то нарисованы. Яна сама изготовила эти карты.

– Яна?

– Да, ее так зовут – Яна Милославская.

– Слушай, ерунда прямо какая-то, лохотрон! – не верила Вера.

– Это ты зря. Я тоже сначала отнеслась настороженно, но выхода-то другого все равно не было, поэтому и согласилась на общение с экстрасенсом. Яна руку на одну из карт положила, замерла как-то, а потом спросила, есть ли на даче маки. Мы думали-думали, а потом вспомнили, что вплотную к забору сам собой вырос такой цветок. После этого Милославская сказала, что серьги лежат в метре от него, в высокой траве. Мы все туда. И точно там, где указала экстрасенс, нашли то, что искали. Хочешь верь, хочешь – нет, но так оно и было.

– Ничего себе!

Подруги еще долго обсуждали все подробности случившегося, да и торопиться им, собственно говоря, было некуда: лето – пора учительских отпусков.

Вера прилегла отдохнуть. Кирюха, насытившись, побежал играть ко двору. Щербаковы жили в стареньком частном доме, стоящем на одной из самых тихих улочек этого района, поэтому детей можно было отпускать на прогулку безбоязненно. Тем более, все соседи друг друга хорошо знали, старушки почти круглосуточно куковали на трухлявом бревнышке под раскидистым кленом, а заодно и присматривали за веселящейся ребетней.

Вера перемыла посуду, притерла полы и почувствовала сильную усталость. Вообще, она была необыкновенно энергичной, все постоянно удивлялись, откуда она черпает силы. Но с недавних пор у нее появилась существенная причина для изменения «поведения» организма: Щербакова забеременела.

Кирюхе шел шестой год. Вроде и пора было подарить ему братика или сестренку, но условия для появления в доме малыша оставляли желать лучшего.

Семья уже несколько лет занималась строительством дома. Дело это, конечно, непростое. Щербаковы – люди небогатые: жена—учитель, муж – участковый милиционер, – поэтому новостройка являлась поистине тяжелой обузой для семьи. Нужно было не только покупать стройматериалы, но и где-то подешевле нанимать рабочих, желательно настоящих профессионалов, а затем умело контролировать их работу: где-то похвалить, а в иной ситуации и неласковое слово сказать.

Все это лежало на плечах Веры. И не только потому, что Андрей уходил в недельные запои. Он вообще был человеком апатичным, без каких-то устремлений, страстных желаний, ярко выраженных жизненных целей. Старенький домишко, в котором обитали Щербаковы, рассыпался на глазах, а Андрея это нисколько не беспокоило. Он с удовольствием продолжал бы в нем оставаться до конца своих дней, глядя, как потолок обещает придавить его к полу.

К счастью, жена его имела иной склад характера: бойкая, вечно неугомонная, работящая. Она была ядром семьи не только как мать, но и как основной добытчик денег.

Школьного учителя, конечно, добытчиком трудно назвать. Но Вера, помимо своих восемнадцати часов в неделю, умудрялась еще и частным предпринимательством заниматься. В ночь под выходные она ездила в Москву за товаром и возвращалась в воскресенье, волоча на себе необъятные сумки с барахлом. Ощутимой прибыли это занятие не приносило: денег в обороте было не больше трех тысяч, товар дешевый, ширпотребовский, тем более средства не позволяли расширить ассортимент. Приходилось также оплачивать работу продавца. Даже если ничего не продано, тридцатку все равно надо было отдавать. Сама Вера за прилавком стоять не могла, поскольку основную работу бросать не хотела. Но и расставание с «базарным» ремеслом являлось бессмысленным, потому что сколько-нисколько, а в кошельке все-таки прибавлялось.

Но и на этом женщина не успокаивалась. С февраля месяца она начинала кропотливо трудиться в теплице, выращивая рассаду помидор, баклажан, перцев, капусты. Все это тоже требовало неимоверных усилий, потому что, кроме традиционного полива и прочего, всю эту уйму саженцев нужно было в определенное время распикировать. В период пикировки Щербакова торчала в теплице до полуночи, с трудом заставляя себя утром подниматься с постели и идти на работу. Зато, начав торговлю рассадой в мае-апреле, Вера возвращалась с рынка с хорошей выручкой, и в итоге могла позволить себе приобрести какую-нибудь крупную вещь.

Что и говорить – крутилась женщина, как белка в колесе. Без поддержки, без взаимопонимания. На мужа махнула рукой. Пыталась как-то перевоспитывать, но вскоре поняла, что бесполезно, и все взяла на себя. А он пользовался этим и, продержавшись месяц, от силы – два, загуливал на неделю, поэтому второму ребенку было не время появляться на свет. Но, как говорится, так получилось. Теперь кормильцем семьи стал только Андрей. Вера, оставшись наедине с мужем, умоляла: «Андрюша, не пей! Не надо. Подумай о нас.» Он кивал головой, но все оставалось, как прежде.

Соседи судачили: «Дура! Бросила бы его, развелась, зачем он ей такой!». Но они-то не понимали, как хорошо было им вдвоем, когда Андрей не пил. По дому помогал: стирал, гладил, ужин мог приготовить. Главное – говорил, что любит. А женщине просто необходимо хоть когда-нибудь, хотя бы изредка это слышать. Да и вообще, сыну нужен отец, каким бы он не был. И женщине одной поднять ребенка чрезвычайно трудно, тем более на такую мизерную зарплату, которую получала Щербакова.

Вера не зря сегодня сказала Ольге, что Щербаков опять в своем репертуаре. Он уже несколько дней не появлялся дома. От коллег Андрея Вера узнала, что ее муж днем работает, а вечером в пикете же расслабляется. Щербакова не бегала, не звала супруга домой, потому что это был уже пройденный этап. Минули те времена, когда загулы Андрея только начинались. Тогда, если он задерживался, Вера шла его разыскивать, пьяного волочила домой, всю ночь плакала. А потом как-то привыкла, успокоилась, потому что поняла, что все пойдет по заранее известному ей кругу. Многие удивлялись, как же он свои затяжные пиршества совмещает с работой, к тому же считается неплохим сотрудником. Веру же по просшествии стольких лет семейной жизни уже ничего не удивляло, хотя поначалу она и была в шоке.

Вот и теперь ей ничего не оставалось, кроме как ждать, когда благоверный придет в норму и явится, наконец, домой.

– Господа, не слишком ли затянулся ваш перекур? – кричала Вера рабочим, стоя на пороге дома.

Новое жилище Щербаковы возводили там же, где и жили. Двор вокруг их домишки был очень большим, поэтому места для новостройки хватало. Такой вариант строительства таил в себе некоторые неудобства, но все же и плюсы имел тоже: не приходилось никуда ездить да и переселяться к родителям даже на время не хотелось. К тому же, несмотря на бурно идущее строительство, женщине удавалось содержать двор в идеальной чистоте, и он не терял своего прежнего обаяния.

– Все, хозяйка, заканчиваем, – ответил Вере самый здоровый, загоревший до черноты, мужчина.

Щербакова строго следила за тем, как относятся к своей работе нанятые ею люди. И если им приходило в голову побездельничать, она ловко пресекала это.

Мужчины притихли. В этот момент скрипнула калитка, и послышалось шуршание травы, которая мешала ходьбе по узкой тропинке.

– Хозяин пожаловал! – крикнули Вере работники, которым свысока было все видно.

Она встрепенулась. Волна гнева, негодования, ненависти нахлынула на нее. Однако, Вера не имела привычки начинать скандал в присутствии посторонних, поэтому, хлопнув дверью, вошла в дом и стала ждать, когда же, наконец, сможет выплеснуть накопившиеся эмоции.

Андрей вошел, виновато склонив голову. Но что-то еще было во всем его облике, кроме чувства вины, и это насторожило Веру. Она продолжала молчать, хотя обычно в такой ситуации действовала иначе. Молчал и ее муж. Он разулся и прошел в зал. Затем, не снимая одежды, лег на диван и, скрестив ноги, стал смотреть в потолок.

– Ты бы хоть разделся! – едва сдерживая себя от крика, произнесла Вера.

Она презрительно осмотрела засаленную одежду Андрея, всю в пятнах, измятую и дурно пахнущую смесью табака с перегаром.

– Щас, – зло ответил Щербаков.