— Она предназначена не для этого. Как думаешь, если русские, находясь в танке, увидят, что к головам этой женщины и ее детей приставлены стволы, то что они сделают?

— Расстреляют всех из пулемета.

— Нет, Али. Это американцы расстреляли и раздавили бы кого угодно, лишь бы спастись самим. Русские выйдут из танка. Они же гуманисты, обязательно пожалеют эту сучку и ее сопляков.

— Русские не сдадутся!

— Конечно. Они просто выйдут из танка и попытаются освободить этот жалкий сброд. Но даже если и расстреляют, то потеря будет небольшая. Я взял их как страховочный вариант. Вообще-то, мы должны заставить танкистов выйти из машины и без них.

— Надеюсь, твой план сработает.

— Иначе нам плохо придется, Али. Не знаю, что будет со мной, а вот тебе второй оплошности наверху не простят точно.

Дарани вспылил и спросил:

— А тебе простят?

— Не горячись. И мне не простят. Так что у нас нет иного выхода, кроме как захватить русских.

Женщина вдруг подала голос:

— Господин, не могли бы дать нам немного хлеба и воды? Я могу потерпеть, а вот дети!..

Кабар посмотрел на боевика, стоявшего позади, и распорядился:

— Оман, дай им немного хлеба и воды.

— Но у нас осталось не так много еды, господин.

— Ты не понял, что я сказал? Или хочешь, чтобы они загнулись?

— Нет, но…

— Никаких «но»! Половину лепешки и бутылку воды на всех! Уведи, отдай и возвращайся.

— Но этого мало, — пролепетала женщина.

— До ночи хватит, а потом я дам вам даже гораздо больше, чем вы заслуживаете.

Оман увел женщину и детей.

— Что за оборванцы? — спросил Дарани.

— В Майне у родственников прибились. Их муж и отец служит асадовцам в дивизии генерала Биджани. Сбежать не успели, соседи выдали. Я забрал их к себе.

— Ты и потом будешь их кормить?

Кабар рассмеялся и ответил:

— Да, конечно. — Он выложил на стол пистолет. — Вот отличное блюдо. Ты не находишь?

Рассмеялся и Дарани.

Они еще раз обсудили план, после чего Кабар распорядился перевести людей Дарани в подвал, а машины оставить под маскировочной сетью. Он объявил всем отдых до 21:00.

Сержант Буренко вывел машину к разрушенному селению Харта, остановился и спросил через переговорное устройство:

— И за каким чертом, командир, нас сюда загнали?

— Командованию видней, — ответил Иволгин и сказал наводчику: — Дима, выйди, прогуляйся, посмотри, где можно поставить танк так, чтобы его со стороны видно не было.

— Трудно будет подобрать такое место, — сказал Ивасюк.

— Ты посмотри, да аккуратней, не угоди в подвал. Только покалеченного наводчика нам еще и не хватало.

— Ничего со мной не случится. Да если что, стрелять ты и сам, командир, сможешь. Было бы в кого.

Наводчик покинул танк и пошел между развалин, которые когда-то были домами. Селение представляло собой сплошные руины. Оно явно подвергалось бомбежке не один день.

Ивасюк пропал из виду, через минуту показался, поднял руку. Это означало, что место для стоянки он нашел. Вернулся, но подниматься не стал.

Командир высунулся из башни и спросил:

— Что, Дима?..

Ивасюк снял шлем и крикнул Иволгину:

— Есть площадка в низине. Там раньше был большой подвал. Дом разнесло, его наполовину засыпало. Танк встать сможет. Но из него мы ничего, кроме развалин видеть не будем.

— Это не страшно. Когда надо будет, выйдем на позицию. Ждать нам тут придется долго, до самой ночи.

Ивасюк усмехнулся и заявил:

— Весело будет, если боевики сюда нагрянут. Тогда время пройдет куда быстрее.

— Сплюнь, — посоветовал командир.

Наводчик в приметы не верил, но сплюнул.

— Давай, Миша, за мной. Проведу к стоянке, — сказал Ивасюк механику-водителю.

Дизель выдал пару выхлопов, и танк медленно двинулся за наводчиком. Ивасюк спокойно шел между развалин, глыб, а Буренко приходилось лавировать между ними. Наконец он подогнал машину к яме, широкой, но неглубокой, меньше метра. Ее дно было завалено битым кирпичом, обломками бетонных плит, другим строительным мусором. Механик-водитель аккуратно завел танк в эту низину и остановил его.

Командир, сидевший на танке, осмотрелся. В принципе, ближние подходы к этому месту были видны, а вот окраины деревни и плато — нет.

— Ну что, здесь останемся, командир? — спросил Буренко.

— Да, здесь.

Механик-водитель заглушил двигатель.

— Неплохое местечко, не правда ли? Со стороны не видно, а вот авиация заметит сразу, — проговорил Ивасюк. — Надеюсь, она все-таки появится.

— Буренко, на выход! — распорядился Иволгин.

Механик-водитель выбрался из машины. Иволгин спрыгнул с брони.

Танкисты перекурили.

Потом Ивасюк затушил окурок и заявил:

— Я сейчас не отказался бы от шашлычка из молодого барашка.

Иволгин посмотрел на него и спросил:

— А свиная отбивная не пойдет?

— Пойдет и свиная отбивная. Даже сухой паек, но у нас ни хрена нет.

Механик легонько толкнул наводчика в бок и осведомился:

— Кушать, Дима, хочется?

— Отвали, сержант!

— Напрасно гонишь. Я-то как раз могу угостить и тебя, и командира.

Офицеры одновременно посмотрели на сержанта.

— Ты что, сухпай с собой взял? — спросил Иволгин.

— Целую коробку не удалось, а три банки тушенки Быков мне после занятий в сумку бросил.

— А он где взял?

— Это, командир, у него спросите. Думаю, по старой дружбе капитан Быков расскажет вам.

— Ну и чего стоим? Давай жратву быстро. А то уже желудок сводит, — заявил Ивасюк.

Буренко взглянул на Иволгина и спросил:

— Принести?

— Он еще спрашивает! Неси, конечно.

Тушенку танкисты съели в один момент, пустые банки бросили в черный провал, зиявший на краю ямы.

Иволгин положил в карман складной нож и сказал:

— Вы останетесь здесь, я посмотрю, где оборудовать позицию наблюдения.