Роберт Фримен отсидел свои четыре месяца и 30 августа 1990 года был освобожден. Он по-прежнему является активным инвестором, и со стороны никаких перемен в нем не заметно. Летом 1991 года он и его друзья Джеймс Риган и Генри Крейвис посетили пикник на территории загородного гольф-клуба, устроенный Granite Capital – товариществом, учрежденным бывшим коллегой Фримена в Goldman, Sachs Лью Эйзенбергом.
Отбывая срок в Льюисберге, федеральной тюрьме в центральной Пенсильвании, Деннис Ливайн жаловался тюремному начальству на то, что другие заключенные обзывают его «стукачом» и всячески над ним издеваются. Он работал в бригаде по планировке местности. Его перевели для дальнейшей отсидки в один из исправительных домов Манхэттена, и 8 сентября 1988 года он был освобожден.
Освободившись, Ливайн не долго думая основал собственную финансово-консультативную фирму Adasar Group и по своему обыкновению стал усердно добиваться популярности. Он опубликовал рассказ о своих злоключениях в журнале «Форчун» за 19 мая 1990 года и, наняв писателя-невидимку[117], «написал» книгу под названием «Изнанка».
Ливайну, фотография которого в свое время так и не появилась на обложке «Ньюсуик», теперь удалось реализовать свои амбиции даже в большей мере, когда телепередача «60 минут» поставила в свой график интервью с ним, совпадающее по времени с выходом в сентябре его книги. Ливайн, должно быть, ожидал от передачи раболепного изложения его биографии. Вместо этого он получил классический пример журналистского расследования на телевидении. Репортер Эд Брэдли провел собственное расследование деятельности нового коммерческого предприятия Ливайна и обнаружил, что тот назначал авансом подозрительные гонорары за привлечение капитала, которое так и не состоялось. Источником финансирования оказалась одна мошенническая кредитная компания со штаб-квартирой в Панаме, а человеком, которого Ливайн представлял потенциальным заемщикам как своего бывшего коллегу по инвестиционно-банковскому бизнесу из Drexel, – его бывший сокамерник в Льюисберге. В передаче принимали участие двое клиентов Ливайна, которые заявили, что тот ввел их в заблуждение. Когда Ливайн выслушал их утверждения перед камерой, он явно стушевался, и от его угодливо-улыбчивой предупредительности не осталось и следа.
Позднее продюсер «60 минут» сказал, что есть и другие люди, которые, как он допускает, были обмануты Ливайном, но которые слишком отягощены другими заботами, чтобы появиться на национальном телевидении. На Ливайна обрушился шквал гражданских исков. Его турне по США в поддержку книги было внезапно отменено, и «Изнанка» продавалась из рук вон плохо. После этого Ливайн, можно сказать, исчез из поля зрения, если не считать тех случаев, когда его видели за ленчем в ресторане «Фор сизонс» и катающимся на лыжах с семьей в Вейле, словно никакого инсайдерского скандала и не было. Он, очевидно, больше не живет на Парк-авеню. Тем, кто ему туда звонит, сообщается код Лонг-Айленда и новый номер, указывающий на Порт-Вашингтон – один из богатых пригородов Нью-Йорка.
15 декабря 1989 года Айвен Боски был переведен из Ломпокской тюрьмы в один из бруклинских исправительных домов, откуда был освобожден через три с половиной месяца, отбыв два года из назначенных ему трех. В тюрьме он отрастил длинную седую бороду и волосы до плеч. Давая показания на процессе по делу Малхирна, он признал, что платил другим заключенным, чтобы те выполняли за него работу в прачечной. Его, как и Ливайна, третировали и обзывали доносчиком. Заключенные рисовали на него карикатуры и вывешивали их на тюремной доске объявлений.
После освобождения Боски, судя по всему, пытается найти свое призвание. Он обращался к потенциальным инвесторам на предмет создания оффшорного инвестиционного товарищества с ограниченной ответственностью. Однако в отличие от Малхирна и Фримена, которые не выдали сообщников с Уолл-стрит, Боски не нашел поддержки у состоятельных инвесторов. Теперь он, по словам его друзей, понимает, что его дурная слава исключает дальнейшую карьеру финансиста. После попытки государственного переворота в Советском Союзе и прихода к власти Бориса Ельцина в 1991 году Боски прилетел в Москву. Обращая внимание собеседников на свои русские корни, Боски предложил свои услуги русским, которым требовались опытные консультанты для перехода к рыночной экономике. Но даже в Москве ему вежливо, но категорически отказали. Кроме того, Боски говорил друзьям, что он подумывает о карьере театрального режиссера-постановщика. Его сын Билли написал и поставил на Бродвее рассчитанную на невзыскательный вкус пьесу «Падший ангел». Ее главным героем является сын человека, которого сажают в тюрьму.
Боски проводит много времени во Франции – и в Париже, и на Лазурном берегу, где его видели в компании Уэкили. Сима Боски по-прежнему живет в поместье в Маунт-Киско. Боски, как и в былые времена, ездит в лимузине с шофером и ужинает в дорогих ресторанах Парижа и Нью-Йорка. Он чисто выбрит, аккуратно подстрижен и снова носит ставшие его фирменным знаком черные костюмы. В бродвейские театры он, следуя богемной моде, приходит в черной тенниске и черных джинсах.
В апреле 1992 года, свидетельствуя на одном гражданском судебном процессе, Боски отказался указать свое местожительство и размер своего состояния. Когда же один из адвокатов противной стороны спросил его, есть ли у него личный шофер, он, помедлив, ответил: «Нет. А вы что, ищете работу?»
1 июня 1992 года Майкл Милкен занял место для дачи свидетельских показаний на процессе по делу Розентала, что стало его первым появлением на публике со времени заключения в тюрьму. Из-за отсутствия привычного черного курчавого парика – федеральные правила запрещают их ношение, равно как и шляп, из соображений безопасности – узнать его можно было лишь с трудом. Его волосы были тронуты сединой; он заметно постарел. Вместе с тем он выглядел здоровым, бодрым и расслабленным и, казалось, был даже рад, что его вызвали в суд. Зал заседаний Манхэттенского федерального суда был набит до отказа, и полиции пришлось оттеснить от двери толпы любопытных.
Опасения насчет того, что Милкен, пытаясь снискать расположение судьи Вуд, предаст своего бывшего союзника Розентала, быстро развеялись. Милкен по большей части отнесся к своим показаниям просто как к еще одному шансу выступить на публике в защиту своих достижений и бросовых облигаций. Он не отрицал собственных преступлений, но при любой возможности старался преуменьшить их тяжесть. То, что прокуроры классифицировали как выплаты соучастнику части незаконно полученных денег и взятки, Милкен называл «коммерческими кредитами», а пособничество клиенту в
