Озвучивать свои переживания врачу она сочла занятием не слишком целесообразным, поэтому вся история приобрела тезисный вид.
«Ее бывший муж скончался двадцать лет назад. К сожалению, я не знаю телефона ее родственников, но помню их адрес, сейчас я запишу его вам. Надеюсь, что на этом наш разговор будет закончен. Мне, к сожалению, больше нечем вам помочь».
Выйдя из стен больницы, она сделала глубокий вдох. В воздухе вновь ощущался дефицит кислорода, а серый день фонил унынием. Поскорее бы убраться отсюда. Хотелось домой.
Вдобавок почему-то начала кружиться голова. Наверное, от пережитого стресса у нее упало давление. Ей становилось нехорошо. Самое главное сейчас – уйти как можно дальше от этого места. Не хватало еще упасть в обморок по эту сторону забора и остаться здесь навеки, как и Тамара. Врач ей наплел что-то про временное обследование, но она-то знала, что нет на свете ничего более постоянного, чем временное.
Тамара причинила ей столько горя, сколько может причинить лишь отчаявшаяся брошенная жена. Никогда еще в этой жизни она не проливала столько слез, сколько пролила тогда из-за травли, которую устроила эта внезапно лишившаяся опоры, резко ослабевшая и опустившаяся морально женщина. И лишь сейчас она поняла, что нельзя лишиться того, чего изначально никогда не было.
Потому-то Тамара и вцепилась Генке в брючину, словно обезумевший бульдог. Но сейчас это все уже было, по меньшей мере, неважно.
Важно было лишь то, что Тамарой двигала не любовь. Тамарой двигал страх. Страх в один прекрасный день оказаться никому не нужной.
А она сама? Разве могла она двадцать лет назад представить, что однажды очумело влезет в ту же самую шкуру, пусть и другого покроя? И как без памяти влипнет в любовь с женатым Антоном, а он от нее откажется?
Лишь сейчас она понимала, что иногда в жизни приходится опуститься на самое дно колодца своих страхов, чтобы обрести силы бороться с ними.
Именно тогда, когда ты действительно оказываешься никому не нужен, ты перестаешь этого бояться. Ты понимаешь, что самое главное – оказаться нужным самому себе. А если не вышло, никто тебе не поможет. Но как бы то ни было, такой участи не заслужила даже Тамара.
Голова продолжала кружиться. Она вышла за забор клиники и пошла к остановке. Подступала дурнота. Так, видимо, и называется сердечный приступ или от чего там умирают люди на улицах. Пройдя еще пару десятков метров, она полезла в карман за телефоном. Выудив старичка из кармана, она, хватая ртом воздух, попыталась набрать номер скорой.
В этот самый момент телефон выскользнул из ее рук и упал в грязноватую кучу московского снега. Сегодня был понедельник, а значит, дворники еще не успели полностью очистить следы вчерашнего снегопада. Есть вещи, которые никогда не меняются.
Телефон безжалостно скользнул в снежные недра. Ну вот, кажется, и все. Оседая на землю, она на секунду увидела перед собой знакомое лицо. Это Генка стоял перед ней в новой форме и брюках с наглаженными до остроты стрелками, как он любил. Он лучезарно улыбался ей. А потом кто-то выключил солнце и погрузил планету в вечную тьму.
Глава 12.
Она резко дернулась, практически подпрыгнув. Что случилось? Горячий пот ручьями струился по ее лицу, медленно стекая за воротник пижамы.
Лихорадочно шаря вокруг, она пыталась сообразить, где находится. Она в раю? В больнице? Где она? Мягкий поплин струился меж пальцев. Медленно сев и оглянувшись вокруг, Ольга с удивлением окинула взглядом стены собственной квартиры.
Одеяло полетело вниз. Битые кластеры на жестком диске ее памяти начали медленно замещаться новыми, стряхивая с себя пыль времени и кошмар прошедшей ночи.
Что же, выходит, что все, произошедшее с ней, – всего лишь страшный сон? Господи, молила она мысленно, хоть бы это оказался всего лишь ночной кошмар, видение, делириум – все, что угодно, кроме правды.
Или это рай так удачно замаскировался под ее унылую квартирку в спальном районе? Она вспомнила, как раньше хорошо себя чувствовала, когда видела радостные цветные сны о том, что ее желания сбываются. В этих параллельных мирах она всегда была счастлива, богата, каталась на белых яхтах, ела икру и пила шампанское. Ее любили те, кого любила она, и мир был наполнен смехом и радостью.
В такие моменты больше всего на свете злил будильник, возвращавший ее на свое место.
Но ей и представить не удавалось, с каким облегчением можно проснуться однажды утром от ночного кошмара! И сейчас был именно такой момент. Она жадно ловила ртом воздух, одновременно смахивая со лба испарину.
Она дышала не воздухом. Она дышала жизнью и не могла надышаться. Как будто ей перекрыли кислород, и когда она уже падала наземь, вернули способность дышать.
Трудно было описать ее радость. Казалось, сегодня был день ее нового рождения.
Все еще не веря, что это не очередной сон, и не какие-нибудь новые игры разума, она включила компьютер, чтобы увидеть, что на дворе было двадцать первое октября две тысячи пятнадцатого года.
Она облегченно вздохнула. Ну да, все верно. Мостиком между двадцатым октября, проводившим ее в сон в той же самой пижаме, и двадцать первым, вырвавшим из цепких лап липкого кошмара, был всего-навсего обычный сон. Один из многих снов, которые снятся слишком многим людям.
Но проходя через мутные реки прошлого, мосты принято сжигать, чтобы прошлое не увязалось за тобой, не потянулось хвостом, не легло каменным грузом на сердце и тяжелым мешком на плечи.
Она поняла, что свой мешок тянет уже слишком давно, и это значит, что мост свой она тоже должна разрушить. И что она сделает, ей уже тоже было известно.
Но прежде, чем решение будет воплощено в жизнь, она хотела убедиться
