— Да поймите вы, молодой человек, что ваше устройство второй раме будет мешать открываться или закрываться. У нас ведь оконные рамы двойные.

— Где будет мешать? — удивился Ивлиев.

Главный врач поднялся и стал показывать. Отступив чуть назад, чтобы не мешать Аркадию Семеновичу в запале махать руками, Василий нащупал за своей спиной на столе ключи. Оконная замазка, которую он украл утром у завхоза и которую ему пришлось все утро и даже сейчас, во время разговора, незаметно в кармане разминать, легла в ладонь, затем сверху «бородки» дверного ключа и чуть придавить. Теперь другая сторона ключа. Хорошо, что удалось Аркадия Семеновича поймать до начала разговора в коридоре. Ясно стало сразу, какой ключ из всей связки от двери его кабинета.

— Да-да, — разочарованно повесил Ивлиев голову. — Вы меня убедили. Действительно, ничего не получится. Знаете что, Аркадий Семенович, я лучше уж вашим советом воспользуюсь. Буду руку беречь от сквозняка.

— Ну а я о чем толкую! — облегченно вздохнул главврач, довольный тем, что наконец убедил этого настырного больного. — Ступайте в палату, ступайте, Ивлиев. Вам надо отдыхать, сил набираться. Обед скоро.

К вечеру Ивлиев «удачно» снова попался на глаза больничному завхозу Михалычу. Усатый дядька, с приличным объемистым животиком и в неизменной украинской «вишиванке» под медицинским халатом, обнял Василия, как родного:

— Выручай, хлопчик! Никак у меня не получается у самого. Что-то там хитро устроено, а что, не пойму.

Речь шла о гордости больницы — немецкой валковой гладильной машине. Что-то в ней случилось, и не включался нагревательный элемент. А огромное количество простыней, пододеяльников, наволочек и полотенец перегладить утюгами вручную было довольно сложно. Вообще-то Ивлиев с самого начала понял, в чем дело. Подгорел контакт под пластиной плавкого предохранителя. Снаружи его было не видно, предохранитель был цел, но электрическая цепь не замыкалась. Дав несколько «дельных» советов завхозу, Василий позавчера ушел, оставив Михалыча наедине с непослушной машиной.

— Ладно, — тихо шепнул Ивлиев, воровато глянув по сторонам. — Так и быть, я починю твою «гладилку». Только, сам понимаешь, нельзя мне на виду у медперсонала этим заниматься. Нарушение лечебного режима. Организуй-ка перенос машины к себе в мастерскую возле кладовки. И запри меня там на пару часов вечерком, когда персонал уйдет и останется только дежурный врач. Ну и… сам понимаешь! Чисто мужская благодарность.

— Есть, Вася, — с довольным видом прошептал завхоз, — есть у меня для тебя бутылочка отличного чистейшего самогончика!

— Ну-ну, ты что, Михалыч! Зачем же так. Я интеллигентный человек, я люблю хорошее виноградное.

— Будет! И мадера будет, и хванчкара будет.

— Вот это разговор, — улыбнулся Ивлиев. — К шести часам вечера все приготовь. И инструмент.

Что такое кладовка завхоза, которую тот гордо именовал мастерской, Ивлиев уже знал. Хороший мужик был Михалыч. Работящий, с золотыми руками, в меру «по-завхозовски» экономный, прижимистый. У него можно было найти почти все, что угодно. В рамках, конечно, специфики учреждения, в котором он работал. Сюда с дворником и рабочим по уходу за территорией они затащили гладильную машину, а в пять вечера Михалыч тайком привел Ивлиева.

Выпроводив завхоза для «конспирации» и велев ему запереть дверь снаружи, Василий снял больничный халат, засучил рукава нательной рубахи и стал снимать кожух блока предохранителя. Попробовав соединить подгоревший контакт по временной схеме, он убедился, что это единственная причина, по которой валки не нагреваются. Теперь предстояло заняться главным. Порывшись в ящике со старыми ключами от ранее снятых неисправных замков, которые Михалыч никогда не выбрасывал, Ивлиев нашел подходящую заготовку для ключа от кабинета главного врача. Зажав ее в небольших тисочках, с помощью надфилей за пятнадцать минут подточил бородки, изготовив дубликат нужного ему ключа. Сверяясь с оттиском на оконной замазке, которая теперь уже затвердела, он убрал заусенцы на краях детали и остался доволен своей работой.

Когда через два часа в замке повернулся ключ и в мастерскую вошел завхоз, Ивлиев стоял посреди комнаты в свежеотутюженных кальсонах и, насвистывая «В парке Чаир», пропускал через горячие валки исподнюю рубаху. Рядом на столе парили выглаженные с помощью починенной машины два личных полотенца Михалыча и несколько старых выстиранных, но прохудившихся списанных простыней, которые он намеревался пустить на ветошь.

— Починил? — восхитился завхоз.

— А что, были сомневающиеся? — с высокомерной ухмылочкой вопросом на вопрос ответил Ивлиев. — Готовьте мзду, сэр!

Бутылку хванчакары он спрятал под халат и, придерживая ее руками, отправился прятать свое сокровище. Сегодня, буквально в аварийном порядке, ему удалось назначить свидание Танечке.

Обхаживал Ивлиев симпатичную медсестричку уже четыре дня. Букетик цветов, ненавязчивые комплименты, небольшие знаки внимания в виде вовремя открытой перед девушкой двери, поднятая уроненная ею косынка и тому подобное сыграли свою положительную роль. Таня стала его замечать, даже улыбалась ему в ответ.

Василий рассчитал все правильно. Одинокая девушка, это он знал от завхоза, работа в больнице, где людей с высоким положением и даже просто с высоким уровнем культуры не встретишь. Мужчины тут народ все простой. Ущипнуть да по заднице шлепнуть — вот и высшее проявление симпатии. А тут такой галантный, симпатичный, ухаживает красиво и, главное, рукам с первого же дня волю не дает.

В этом вопросе Ивлиев тоже вел тонкую игру. Одинокая, и лет ей уже не шестнадцать, а все двадцать пять, как ему удалось установить. Ясно, что мужика ей хочется. И под первого встречного лечь не готова. Значит, надо создать условия, когда бы Таня в своих собственных глазах не упала и в постель к нему угодила по своей воле. Естественно, с определенными усилиями со стороны Ивлиева. Сегодня бастионы должны были рухнуть и выкинуть белый флаг.

Василий поджидал Татьяну на аллее больничного парка, где она должна была вот-вот пройти из прачечной.

— Таня, — окликнул он девушку.

— Вася? — немного удивилась от неожиданности медсестра. — Ты что тут?

— Хочу тебя пригласить.

— Куда?

— На мой день рождения! — Василий распахнул халат и показал бутылку вина.

— Ого! — покачала головой Татьяна. — Говорят, что хванчкара — любимое вино товарища Сталина! Слушай, а ты ведь врешь! Я смотрела твою карточку, у тебя осенью день рождения. И не сочиняй, пожалуйста, что это ошибка в метрике или