Яшутин вытянулся, чётко повернулся через левое плечо, пошёл к двери и услышал голос Ващекина:

– Собирайся, я к тебе зайду через десять минут.

Офицеры гарнизона жили прямо на его территории, в офицерском общежитии. Была своя комната и у Константина, по-спартански простая и небольшая, но удобная – со своим санузлом. Ничего лишнего в ней не было. Константин не любил засилья вещей, гардероб имел небольшой, и кроме кровати, столика и двух стульев его жилплощадь украшали только новенький телевизор да терракотовая статуэтка волка на подставке, подаренная сослуживцами в день рождения; четыре дня назад ему исполнилось ровно двадцать пять лет. Собрался он быстро, вызвал Сабирова, сообщил сержанту о решении полковника и дождался Ващекина.

– Ты извини, что так получилось, – смущённо проговорил капитан. – Твой рейд на самом деле на орден тянет, да пересрал кто-то в центре из господ командиров. Сначала дали отмашку на операцию, а потом испугались последствий.

– Не могу комментировать, – бесстрастно сказал Яшутин, глядя на Ващекина сверху вниз; он был выше его почти на голову.

– Да и не надо, – махнул рукой капитан. – Дело ты сделал великолепно, когда-нибудь оценим, а шесть трупов… так ведь никто не заставлял «укропов» заниматься небогоугодным делом – похищением наших женщин и девочек. И ради чего! Хорошо, что мы уложили бандитов, будут уважать. Достоверно известно, что этому взводу Нацгвардии поставили задачу устроить провокацию на границе, в треугольнике ЛНР – Россия – Украина, чтобы обвинить луганчан и нас. А так как, по данным разведки, эти головорезы давно занимаются продажей людей на органы, то и здесь они решили провернуть ту же операцию. Так что всё ты сделал правильно. Деньги есть?

– В общем-то… а что?

– Когда деньги есть, легче соглашаться, что не в них счастье, – рассмеялся Ващекин. – Если что, могу одолжить.

– Спасибо, товарищ капитан, обойдусь.

– В таком случае всех благ! Моя «Нива» в твоём распоряжении, подвезёт до станции. – Капитан сунул руку Константину и вышел.

Яшутин собрал сумку, вдруг почуяв порыв радости: свободен! Свободен от всех обязательств! Пусть всего на две недели, но свободен! Захотелось залихватски свистнуть.

Он выпятил было губы, но зазвонил мобильный.

Константин опомнился, глянул на экранчик айфона: звонила сестра Зина.

– Привет, Зинуля. Давно не слышал твоего приятного голоска. Что так рано звонишь?

– Костик, родной… – Голос сестры прервался, она задышала чаще, пытаясь справиться с собой, – помоги!

Сердце дало сбой. Зина была старше его на пять лет, жила в подмосковном Митяеве, одна, без мужа, с тремя детьми, и приходилось ей несладко. На ум пришло, что он звонит ей редко, а приезжает и того реже.

– Что случилось?

– У меня детей забрали! – зарыдала Зинаида.

– Как забрали? – не понял Константин. – Кто?!

– Органы опеки… вчера вечером…

– За что?!

– Соседи наврали, что я за ними не слежу и им есть нечего. Приехали трое, посмотрели – якобы в холодильнике ничего нет из еды, и забрали. – Зина снова заплакала.

– Тихо, тихо, сестрёнка, – пробормотал он, переживая не меньший шок. – Всё можно поправить, не переживай, я скоро приеду.

– Когда?

– Как раз собирался выезжать, к обеду буду у тебя.

– Ой, Костенька, жду тебя как бога!

– Какой я бог, – невольно улыбнулся он, – обыкновенный военнослужащий. Жди, разберёмся.

Выключив телефон, он слепо уставился в окно, успокаивая сердце, и погрозил кулаком небу, не подозревая, что вступает на тропу войны с сильнейшей мафией на Земле – бюрократической.

Композиция 5

Калёнов

Майское утро для Максима Олеговича Калёнова, полковника ГРУ в отставке, началось как обычно с пробежки вдоль набережной реки Протвы. Жил он в Верее более пятнадцати лет и своей привычке не изменял никогда, ни в дождь, ни в лютые морозы.

Калёнову в июне должно было исполниться шестьдесят девять лет, но выглядел он, несмотря на полное отсутствие волос на голове (примерно лет двадцать назад он стал брить голову наголо), пятидесятилетним и производил впечатление человека, которого лучше не задевать. Высокий (метр девяносто пять), широкоплечий, не потерявший ни подвижности, ни гибкости, ни силы, он являл собой пример мужчины, отвечающего за свои слова. Про таких говорят – лучше быть их друзьями! И Калёнов вполне заслуживал такой оценки.

У него было твёрдое лицо смелой мужской лепки, твёрдые прямые губы, синие глаза и прямые седые брови. Подкачал в твёрдости лишь нос – не туфля и не картошка, но всё же не слишком серьёзная деталь во всём интерьере, зато при улыбке эта деталь добавляла доброты лицу, и редко кто мог удержаться от улыбки в ответ.

Жил Максим Олегович в пятиэтажке на Второй Набережной улице, недалеко от церкви Богоявления. Квартира принадлежала старшему брату Калёнова Дмитрию, а переехал он в Верею из Москвы, когда брат умер в восемьдесят три года, а сам он уволился в запас. Дети Дмитрия давно жили отдельно, дочь в Санкт-Петербурге, сын в Сочи, и менять место жительства не захотели.

В те времена Калёнов ещё жил с женой Мариной Ильиничной, младше его на пять лет, и примерно два года они отстраивали новое жильё, стараясь преодолеть возникшие разногласия. Однако трещина, возникшая между ними ещё в те годы, когда он служил в Главном Управлении разведки Минобороны (что говорить, он сам был виноват), постепенно росла и достигла той стадии, когда жить вместе стало невозможно. И они разошлись. Марина Ильинична уехала обратно в столицу, к дочери, а он остался в Верее и после увольнения в запас устроился начальником охраны верейского пансионата «Акварели».

Верея ему понравилась. Это был небольшой городок в Наро-Фоминском районе Московской губернии, расположенный в сорока километрах от Наро-Фоминска и в ста десяти километрах от Москвы. Жителей в нём насчитывалось чуть больше пяти тысяч человек. Основан город был в тысяча триста семьдесят первом году, а название получил, по одной из версий, в соответствии с названием столбов, на которые навешиваются створки ворот. По другой версии, вереёй назывался небольшой участок земли или леса либо клин поля.

За время, прошедшее с момента переселения, Калёнов исходил городок, что