— «Спина болит… Почему-то…»

Задумалась Матушка над словами моими. Даже Онка и Анку, разглядывая глаза мои, пытались понять мою боль.

«Может он съел что-то плохое?» — на вопрос Анку Матушка моя ответила молча, помотав головой в отказ. Подсела она поближе и провела рукой нежной по спине моей, нажимая аккуратно пальцами своими и опуская руку свою к ногам моим.

Дотянулась она пальцами до больного места, заставив меня вскочить на ноги с криком громким. Боль невыносимая пронзила меня, словно сел я на огромный шип, и боль эта не прекращалась. Не испугал я Матушку криком своим, но заставил улыбнуться. Сделал её улыбку шире обычного, и это… пугало меня.

«Мой мальчик растёт прямо у меня на глазах», — произнесла Матушка с улыбкой широкой. Взяла меня на руки свои, крепко прижимая ими к себе. — «Анку, братик, ты ведь присматривал с Онка за моим домом?»

Я не знал, что происходит со мной, и почему встреча эта прервалась так скоро. Почему Матушка взяла меня на руки без предупреждения? Что это за боль, и почему она только усиливается? Все, кроме меня, знали причину моей проблемы, но не упоминали её.

«Конечно!» — ответил Анку с широкой улыбкой, раскрыв Матушке Мике двери наружу. — «Мы с Онка… не позволяли себе оставаться в нём на ночь, но мы заходили в него время от времени».

Ничего не сказала Матушка ему. Лишь попрощалась и направилась нужной дорогой, широким шагом шагая к своему дому, не выпуская меня из рук своих.

Дом моей Матушки оказался чуть больше обычного. Дом этот пуст был, но вещи в доме этом блестели от чистоты. Ни единой пылинки я не увидел. Ни на чашах, ни на стульях, ни на столах. Матушка же прошла мимо комнат неизвестных, успокаивая меня словами нежными. Положила меня на кровать и ушла в другую комнату, оставив меня одного. Смог я расслышать лишь воды всплески и напевания Матушки моей из комнаты той, но… что делает она там? Почему оставила меня одного? Не мог я пошевелить ногами своими, ибо боль моя усиливалась десятикратно от простого движения. С кровати встать я не успел, как Матушка Мика вновь появилась рядом со мной, произнеся голосом нежным:

— «Вот так… Сейчас мы тебя разденем…»

«Матушка, не стоит…» — я не был рад словам этим! Никакая боль не заставит меня оголиться перед женщиной! Даже если этой девушкой окажется моя Матушка — не оголюсь я! Извивался и сопротивлялся я! Просил её остановиться… но она лишь смеялась, успокаивая меня. Ловкими и сильными руками удерживала она меня на кровати, перекладывая на разные стороны и стягивая с меня одежды неспешно. Были бесполезны сопротивления и просьбы мои.

И пяти минут не прошло, как оказался я… голым до пят. Лежал я на животе своём и сдерживал неприятную боль со стыдом, пока Матушка моя водила пальцами по моей спине, поглаживая каждую попавшуюся кость. Нажимая аккуратно на больное место и успокаивая меня лёгким шёпотом, если вдруг я вздрагивал от боли колющей.

«Сейчас, дитя моё. Потерпи. Дай мне раздеться, и мы пойдём принимать вместе ванную», — ещё сильнее я начал боялся Матушки моей. Я мог стерпеть наготу свою… показать её человеку кровному… Но как я могу стерпеть вид моей нагой матери?! Как душа моя останется чистой после увиденного?!

И вновь я продолжал молить свою Матушку остановиться, закрыв глаза свои руками от стыда дикого, но она видела в словах моих что-то… приятное. Радовалась она моему сопротивлению, щекоча моё нагое тело пальцами нежными:

— «Мой малыш… Ты ведёшь себя как маленький ребёнок. Извивающийся червячок, который не хочет вставать со своей постели».

Я мог согласиться с этими словами. Я веду себя как ребёнок, но на то есть причина! И она не понимала этого! Взяла Матушка меня на руки свои и, не стесняясь наготы своей, прижала к груди своей, медленно шагая в другую комнату. Как бы не пытался я укрыть нежные части тела своего… глаза свои укрыть от вида моей нагой матери — Матушка Мика лишь заливалась смехом нежным, не отрывая от меня глаз своих.

Вскоре я вновь раскрыл глаза свои, почувствовав жар сильный у ног своих. Матушка… погружалась в некий котёл вытянутой формы, наполненный водой. Очень горячей водой! В котле этом грешников держат Даемоны! Не успел я даже выбраться из рук Матушки моей, как тело моё погрузилось неспешно в воду горячую, заставив меня вскрикнуть от нарастающей боли. Матушка же, чуть согнув ноги свои в колени, усадила меня на ноги свои и медленно села на самое дно котла этого, промычав довольно.

Тело моё, спустя минуты, привыкло к теплу воды этой, но боль моя не исчезала. Даже слёз своих я сдержать не мог, то сгорая от стыда, то дрожа от страха, то скрипя зубами стиснутыми, сжатыми от боли ужасной. И повернула меня Матушка к себе. Положила голову мою на своё серое плечо и прижала к себе тело моё, чуть расставив ноги свои в стороны. В миг меня поразила острая боль, когда Матушка моя Мика коснулась пальцами больного места. Тело моё вздрогнуло, а изо рта моего вышел громкий, но кроткий крик. А потом… ни стыда, ни страха… ни боли не чувствовал я, расслабив тело своё. Упал к груди Матушки моей, вздрагивая бесконтрольно.

«Какая прелесть… прямо как у меня». — Произнесла она радостно, голосом нежным и тихим. И обняла меня Матушка руками нежными, пощекотав меня кончиком хвоста своего. Приподняла и поцеловала в щёку губами мягкими, успокаивая меня лёгкими касаниями рук своих. И на груди её пышной, на коже серой… засыпал я. Уснул, впитывая в себя тепло и нежность её тела.

Сон мой не был сном. Прикрыл лишь глаза я и потерялся в себе на короткий миг, даже не заметив этого. Лёгкая боль в голове и теле высасывала из меня все силы возможные. Не сразу я различил места новые. Раннее я находился в котле с Матушкой моей, что прижимала меня к своему нежному телу, а сейчас… Матушка Мика лежала со мной на кровати,