– Ну ладно, пес смердящий! Это я не тебе, Эдуард. Связывайся с Карельским, теперь вы будете работать непосредственно в паре.
– С Карельским? Он что, в курсе всего происходящего?
– С самого начала и давно знает Абдуллу. Карельский и организует устранение «профи» по дороге на Ростов, а вы вместе начинайте подготовку ликвидации самого Вишнякова.
– Извините, вопрос можно?
– Спрашивай.
– Почему я ничего не знал о Карельском?
– А зачем? Настало время – узнал.
– Я поговорю с ним.
– Это твое дело, теперь вы работаете в единой связке. Все! Конец связи.
– Подождите... С Вики нужно выбить завещание на меня, а оно должно, по желанию Вишнякова, быть составлено в столице. Завещание на все! Иначе мы ничего не получим, как ничего не получит и она сама, не составив этот проклятый документ!
– Это не твоя забота. Работай! Конец связи.
Связь оборвалась, Хованский задумался. Да, заварилась кровавая каша! Воспоминания вдруг обрушились на него.
Знал бы Эдик, выпускник МГУ, что папа, Геннадий Львович, определяя сына в престижную, процветающую ювелирную фирму, толкает его в такую клоаку! Хотя все поначалу шло неплохо. Он был исполнительным работником, знал свое дело, на нем лежал сбыт продукции, которая изготовлялась под руководством Андрея Викторовича Карельского. Денег Хованский получал много, жил в свое удовольствие. Играючи. Имея собственную квартиру и машину, проводя вечера с дежурными девочками из отеля, расположенного рядом с его домом. И все бы хорошо, но однажды поздним вечером, когда он немного приболел и находился дома, в дверь позвонили. Эдик посчитал, что пришла одна из его пассий, и открыл дверь, не взглянув в «глазок». И тут же поплатился за неосторожность, получив сильный удар в челюсть, отбросивший его на ковровую дорожку прихожей. А в квартиру вошли два кавказца. Здоровые, с холодным отблеском в черных глазах. Тогда Эдя испуганно спросил, заикаясь и вытирая кровь с разбитых губ:
– Кто вы? И что...
– Заткнись! Отвечай только на вопросы. Ты Хованский?
– Да... я.
– Эдуард?
– Да, Эдуард Геннадьевич.
– Хорошо. Поднимайся, веди в комнату. Ты один дома?
– Один.
– Давай, давай, двигайся!
Хованский поднялся, его бесцеремонно втолкнули в комнату, приказали:
– Садись на диван, базар вести будем.
Эдик послушно сел, испуганно глядя на грозных кавказцев. Такие зарежут и именем не поинтересуются. Один из них спросил, он и в дальнейшем вел весь разговор:
– Ты работаешь у Вишнякова?
– Да, в ювелирном салоне.
– Правильно. Деньги хорошие получаешь? Девок имеешь? На машине рассекаешь по городу? Хорошо живешь, да?
– Неплохо.
– И дальше так жить, наверное, хочешь?
– Разумеется, но...
– Я же предупреждал, отвечай только на вопросы, я дам тебе возможность высказаться в конце нашего разговора.
– Перед смертью, – вставил фразу, которая повергла Хованского в шок, второй кавказец и тихо, почти неслышно, засмеялся.
Было видно, как побледнел Эдик, поэтому первый успокоил его:
– Мой друг пошутил – ничего с тобой не случится. По крайней мере, сегодня.
– Я... все понял, – ответил Эдуард.
– Молодец. Но жизнь, к сожалению, коротка, – кавказец вытащил из красивых ножен длинный, с резной рукояткой, кинжал, – не длиннее, чем этот клинок. Стоит только подумать, что один взмах этого произведения искусства – и человека нет. Страшно, да?
– Да.
– И вот чтобы этот клинок спокойно лежал в ножнах, а не резал твою худую шею, надо кое-что делать, Эдик.
– Что... что именно?