Какой-то ребенок прочел стихи, которые напомнили Анне о бесплодии ее святой тезки – Анны, матери Девы Марии. На одном стяге красовалась надпись на латыни: «Королева Анна, когда ты родишь сына королевской крови, для твоих людей настанет золотой век».
– Аминь! – громко произнесла Анна и улыбнулась.
Внутри городских стен собралась многотысячная толпа, но, как и прежде, люди в основном молчали, оказывая Анне холодный прием. Она поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, чтобы приветствовать горожан, но заметила всего нескольких снявших головные уборы, а возгласов «Боже, храни вашу милость!» раздалось вообще не больше десятка. Шут, скакавший впереди носилок Анны, зло выкрикнул: «У вас у всех головы запаршивели, что ли? Не смеете шапки снять?!» Но еще хуже было то, что при виде использованных в декоре переплетенных инициалов короля и королевы толпа выдавала насмешливое: «Ха! Ха!» Вспоминая происшествие в Дарем-Хаусе, Анна отчаянно молилась, чтобы горожане ограничились в выражении своей неприязни словесными оскорблениями. Сидя в открытых носилках, она чувствовала себя ужасно уязвимой – доступной мишенью для любого, кто вздумал бы покуситься на ее жизнь.
Спокойнее стало, только когда процессия покинула Сити через Темпл-бар и направилась к Вестминстеру. Когда носилки доставили внутрь Вестминстер-Холла, Анна спустилась с них, взошла по широким ступеням на высокий помост и уселась под балдахином. Здесь был устроен банкет. Подали сахарные скульптуры, вино и гиппокрас, от которых она отказалась, велев передать угощение своим дамам. Анне следовало бы наслаждаться триумфом, но она чувствовала себя напряженной до тошноты и едва могла прикоснуться к еде, а к моменту окончания пира, когда пришло время благодарить лорд-мэра и всех прочих лордов и леди, была утомлена до изнеможения. Большим облегчением стала возможность наконец удалиться со своими дамами в Белый зал Вестминстерского дворца, где Мария и Джейн Рочфорд освободили госпожу от тяжелой мантии, после чего вывели из дворца и усадили в барку, которая быстро доставила ее во дворец Йорк.
Здесь Анну ожидал Генрих, которому не терпелось услышать рассказ о том, как прошел день.
– Вам понравилось, как выглядел Сити, дорогая?
– Сир, сам Сити был достаточно хорош, – ответила она, погружаясь в кресло, – но я видела много покрытых голов и слышала крайне мало приветствий. – (Генрих тихо выругался.) – Вы не сможете заставить их полюбить меня, – заметила Анна. – Но я была бы счастлива, если бы вы смогли сделать так, чтобы они перестали меня ненавидеть. Увы, даже ваша милость не властны распоряжаться чувствами людей. – Она не призналась Генриху, какой испытывала страх. – Я должна лечь. Очень устала, да и ваш сын что-то расшалился. У меня завтра важный день.
Король был воплощение заботливости.
– Конечно, дорогая. Я пошлю за вашими дамами. Вы должны о себе заботиться.
Глава 22. 1533 год
Анна стояла у огромных западных ворот Вестминстерского аббатства, дамы суетились вокруг, проверяя, хорошо ли надеты отороченный горностаем сюрко и мантия из пурпурного бархата поверх алого бархатного киртла. Мария прикрепила к драгоценному головному обручу плат, украшенный жемчугом и самоцветами, а Мадж Шелтон в последний раз провела гребнем по длинным волосам Анны.
Она была готова. Архиепископ Кранмер и помогавшие ему епископы и аббаты в богатых одеяниях и митрах двинулись вперед, чтобы приветствовать Анну и сопроводить ее к алтарю по проходу, застланному узорчатым ковром. Она шла под сверкающим пологом из золотой парчи, впереди шествовал Саффолк с сияющей короной Святого Эдуарда Исповедника в руках, а вдовствующая герцогиня Норфолк несла шлейф, который был столь длинен, что камергеру Анны приходилось поддерживать его посередине. Сзади следовали одетые в алое фрейлины, за ними тянулась огромная свита из лордов и леди, йоменов королевской стражи, монахов Вестминстера и детей из Королевской капеллы.
Между алтарем и хорами была воздвигнута платформа, в центре которой установили дорогое кресло – в него и села Анна. В церкви собрались знатнейшие люди королевства. Анна заметила в толпе своих родителей, смотревших на дочь с нескрываемой гордостью, и Джорджа – он подбадривал сестру улыбкой. Поднявшись, чтобы идти к алтарю, Анна огляделась в поисках Генриха и уловила некое движение за решеткой, которая отгораживала стоявшую сбоку от святилища скамью. Хвала Господу, король находился рядом!
С некоторым трудом – все-таки она уже была на шестом месяце беременности – Анна пала ниц на мозаичный пол перед алтарем и не шевелилась, пока произносились краткие молитвы, потом ей помогли подняться и усадили обратно в кресло. Кранмер вышел вперед и помазал ей голову и грудь миром. Потом взял корону Святого Эдуарда, которую с незапамятных времен возлагали на голову каждому правителю Англии, и надел на Анну. Корона была тяжелая, но Анну эта ноша только радовала.
Вот и все, свершилось! Она стала королевой Англии.
Получив в руки золотой скипетр и жезл из слоновой кости с голубем на верхушке, Анна вспомнила слова Кристины Пизанской. Они очень подходили к этому моменту. Как жена могущественного человека, она постарается быть просвещенной и мудрой правительницей. Знание было силой, она научится проникать в суть всего, и ее влияние сделается заметным. А еще нужно обладать храбростью мужчины.
«И у меня есть эта храбрость», – сказала себе Анна, и сердце ее наполнилось восторгом.
Хор запел «Te Deum», после чего снова вперед вышел Кранмер и снял с головы Анны корону, заменив ее другой, отлитой специально для нее: красивым золотым обручем, усыпанным сапфирами, розово-красными рубинами и жемчугом, с золотыми крестами и геральдическими лилиями по краю. В ней Анна и сидела, пока служили мессу.
Она вошла в число великих королев и женщин-правительниц и поклялась себе, что своим правлением почтит память Маргариты Австрийской и Изабеллы Кастильской, будет вдохновляться их примерами и добьется такого же всеобщего уважения, как они.
Фанфары протрубили конец церемонии, отец и лорд Тальбот подошли к Анне и, поддерживая с обеих сторон, медленно повели к выходу из аббатства.
– Теперь благородная Анна носит священную корону! – пели дети из Королевской капеллы.
В Вестминстер-Холле фрейлины поднесли Анне розовой воды, чтобы освежиться, расправили юбки и поудобнее пристроили на голове корону. Готовая к коронационному пиру, Анна восседала одна за установленным на помосте роскошным столом, за спиной у нее стояли графини Оксфорд и Уорчестер. Одна держала салфетку, другая – чашу для омовения рук. Анна была так напряжена от переполнявшего ее возбуждения, что не могла есть. На самом деле ее тошнило, и графиням
