Дима Ухватов воспользовался скопившейся тишиной и незаметно подкрался к костру. Поодаль он следил за детворой. Ему понравилось, что малолетняя соседка была напугана, и он решил снова подшутить. В непредсказуемый момент он громко за её спиной крикнул:
– Отдай твоё сердце!
Курносая трусиха вскочила, заверещала и прыгнула в костёр. Пепел разлетелся в стороны. Старший парнишка ухватил её за руку и выдернул назад. К счастью платье девочки и ноги не обгорели.
Впечатлительная девочка представила, что на неё напал оживший мертвец, это чуть не свело её с ума. В отмщение она набросилась с кулаками на Димку.
– Тьфу, на тебя! – она сплюнула. – Чёрт рогатый! Напугал до смерти, гад! – оправдывалась она дрожащим голосом. Барабаня по щуплой груди, она приговаривала, – Мертвяк! Дух проклятый, чтоб ты сдох.
С тех пор прозвище «Дух» навсегда приклеилось к Димке.
Отношения в среде школьников у Духа не складывались. Окружающим был не интересен замкнутый, угрюмый и несколько туповатый пацан. Он изучал мир, постоянно наблюдая за окружающими. Он любил подкрадываться к людям и подслушивать разговоры. Позже среди них он выискивал жертву для своего пагубного пристрастия. Странная особенность натуры укоренилась с детства.
В молодости Нинка, мать Димы, высокая пергидролевая блондинка с вечно чёрными у корней волосами с арбузной грудью чувствовала себя звездой квартала, привлекая мужчин выдающимися формами. Будучи в юности наливным яблочком, она встречалась с обеспеченными мужчинами, которые угощали её шампанским и шоколадом. Прошедшая через медные трубы женщина променяла реки шипучего напитка на более доступное по средствам спиртное, якшаясь с кем попало. От беспробудного пьянства она влилась в компанию особей потерявших человеческий облик, не брезговала копеечного чернила, а став закоренелой алкоголичкой пила все, что горит.
Завышенная самооценка погубила непутёвую мать, стелящуюся под любого жаждущего её тела мужика. Она отнюдь не гнушалась бомжеватых ухажёров, они как моль вились вокруг поблёкшей от времени лампочки, и падали рядом от алкогольного угара. Потрёпанная шлюха и шайка опустившихся бомжей были сравни своре бездомных собак, которые неотступно следовали за сукой с течкой.
Распутный образ жизни довёл алкоголичку до дна общества. Ревнивые самцы частенько поколачивали гулящую бабенку, что синяки стали её визитной карточкой. По ночам она приводила в дом невменяемую компанию, устраивала оргии, а потом весь день отсыпалась. С годами из-за скудного питания её некогда красивое лицо покрыла проказа, а нос окончательно посинел. Распухшая печень уродовала и без того усохшее тело. Алкоголичку с загубленной репутацией не брали даже в дворники. Секс с мужиками на глазах у растущего сына, превратил Диму в замкнутого параноика. Негативный опыт растлил детскую душу.
Отец Духа оказался сволочью. Он, не задумываясь о жизни младенца, бросил его задолго до появления на свет, желая быть свободным от родительских обязательств. Семья была обузой, жена – стерва, ребёнок – выродок. Мечущийся по жизни горький пьяница, нередко оказывался безработным и большую часть времени тунеядствовал. Он навещал семью только с целью ободрать и без того нищую алкоголичку. Сын рос в страхе и ненависти к отцу, который при встрече бил мальца ногами и кулаками. После сексуальных утех с женой он исчезал и возвращался, чтобы истязать ни в чём неповинное дитя и удовлетворять животную страсть.
Жестокость к сверстникам у Ухватова проявилась тихой ненавистью к ним, он исподтишка вымещал злобу на более слабых детях. Трусость не позволяла конфликтовать со старшими. Он никогда не слышал от матери о Боге, он не знал о семи смертных грехах, в его окружении не молились, он не мог сострадать. Мать дубасила его ремнём за любую провинность, а когда он стал сильнее, то научился защищаться. Матери оставалось только злобно клясть сына.
Однажды при очередном скандале, он заехал матери в челюсть за издевательство, и выбил два нижних зуба. Он сильно струхнул от того, что натворил и с тех пор с ней не дрался. Потеряв передние зубы, мать опасалась лупить сына и только зудела как назойливая муха за любую провинность и не впускала в дом.
Дух присмотрел для себя логово в подвале соседнего многоэтажного дома, чтобы отсиживаться после семейных ссор. В мирные дни он отлёживался в домашней коморке. Дима, по сути, превратился в волка одиночку. Чтобы выжить от побоев ухажёров матери, он часто пропадал на улице, укромные места прятали его от мира людей. Никто не рассказал ему, что бывает другая жизнь, иные отношения.
Доброту впитывают с молоком матери, а молоко его матери было горьким как полынь, непригодным для жизни. Отгородившись от окружающих высоким забором недоверия, Дух замкнулся и варился в собственных мыслях. Только и мог предложить себя окружающим в виде несъедобной похлёбки.
Школа ассоциировалась в сознании Духа с бесплатным горячим обедом, поэтому он практически не пропускал занятия. Речи педагогов рикошетили о забор отчуждения и не попадали в цель. Безразличие к учёбе он выказывал отсутствующим взглядом, пялясь в окна, мечтал о свободе и девочках, за которыми подглядывал. Он стал пауком, ожидающим жертву в сплетённой им паутине.
Первый раз он ощутил сексуальную разрядку в школьном туалете, когда уборщица случайно застала его в кабинке со спущенными штанами. От нечаянного взгляда женщины на детородный орган и резкого вскрика у него по телу разлился раскалённый металл, яркое смущение разожгло низ живота, распалил яички, фаллос как вулкан выстрелил спермой, испачкав рабочий халат женщины. Дух не сразу понял, что с ним произошло, но высвобождение вскружило голову, фантазии выплеснулись на свободу, когда тело охватила приятная истома. Молодая женщина извинилась и выскочила как ошпаренная. Она долго отмывала спецодежду от семени гиперсексуального юнца, желая избавиться от чуждой метки.
Реализованная фантазия с тех пор жаждала повторения. От неразвитости ума у него появилось странное сексуальное влечение. Желание демонстрировать мужские гениталии переросло в постоянную потребность. При мысли о том, что женщины увидят его детородный орган, кружилась голова, и срабатывал механизм семяизвержения. Странные наклонности прижились в нём навсегда.
Сексуальное желание чаще всего приходило во сне, он вожделел ярких видений. Бурный девичий страх при виде его достоинств дарил ему наивысшее наслаждение. Он не находил места пока не осуществлял грязный замысел. Как голодный волк он слонялся по окрестностям в поиске жертвы. Боязнь быть застигнутым врасплох заставляла его искать укромные места, но она же и была стимулом к удовольствию.
В день убийства он спрятался за плотным высоким забором, спустил штаны и выслеживал добычу как охотник, подглядывая в щель. Неважно, кто был следующей жертвой: девочка, женщина или старушка. Выставив в дыру забора мужское достоинство, он жаждал эмоций. Безумные фантазии были единственным счастьем новоиспечённого психопата.
