Он позвонил по телефону и поехал к своему дяде Джессу. Парковался, как всегда, на некотором расстоянии, чтобы не привлекать к себе внимание в этом районе. Все районы во Франции полны любопытства.

У коммунистического депутата лежал паспорт его племянника с визой на Валенсию. В то время ещё не было необходимости получать выездную визу от французского правительства. Такой режим был связан с маневрами Комиссии по невмешательству, граница была открыта в Испанию, а французские чиновники довольствовались словами: "C'est très, très dangereux, monsieur, et vous y allez à votre risque". Вчерашние газеты рассказывали о бомбардировках временной столицы "красных" в Испании, а сегодняшние о крейсерской бомбардировке и потоплении торгового судна на виду у города. Ланни сказал: "Я не буду долго там оставаться, дядя Джесс".

В обмен на оказанную любезность, он рассказал своему родственнику много о заговоре Кагуляров. Он не упомянул о встрече со Шнейдером, но предупредил своего дядю, как и много раз до этого, что он никогда не должен позволить себе соблазниться сказать что-нибудь о членах семьи де Брюинов, независимо от того, какие преступления они могут совершить. По этому вопросу было взаимопонимание, которое никогда не нарушалось в течение пятнадцати лет. Де Брюины, конечно, знали о красной овце в семье Ланни, в чём ему никто не мог ни помочь, ни обвинить. Несколько раз Ланни рассказывал им новости о красных и их делах, как правило, игриво, ограничивая их такими вопросами, которые любой мог бы легко найти.

Был любопытный аспект этой классовой борьбы, даже при всей её свирепости. Каждая сторона смотрела на другую с ужасом, но это чувство было смешано с комплексом других эмоций: страхом, трепетом, любопытством, даже с изумлением. Существовало что-то романтичное в идее настоящего знакомства с реальным красным. Так, чтобы пойти к нему домой, и сесть, и есть хлеб и сыр, и пить вино с ним. Что ему на самом деле нравится? Что он говорит, когда он не произносит речи? Что он делает? Ланни ответил бы: "Он рисует портреты уличных мальчишек, которых он любит. Они довольно хорошо у него выходят, а люди покупают их в интересах дела".

Джесс Блэклесс сейчас живописью не занимался. У него дрожали руки, он говорил, что мысли об Испании заставляют их дрожать. Был свежий кризис. Оккупанты Франко, которые нелепо называли себя "Националистами" пытались получить права воюющей стороны от Великобритании и Франции, а при их отсутствии они установили блокаду с помощью подводных лодок. Они топили британские и французские суда и суда других нейтральных стран, шедшие в порты лоялистов. Это, конечно, было "пиратством" в глазах всех нейтралов. И это спровоцировало первые признаки реальной решимости со стороны Англии и Франции. Они совместно объявили, что будут топить все подводные лодки в этих водах. В результате чего таинственные пираты внезапно прекратили свою деятельность около берегов Испании.

Так всегда, сказал Джесс, когда занята твердая позиция с диктаторами, они отступают. Хорошо известно, что когда Гитлер отдал приказ вермахту занять Рейнскую зону, его генеральный штаб испугался, и Гитлер приказал, что, если французы окажут сопротивление, сразу отступить. Было бы то же самое с Италией в Абиссинии, и было бы то же самое в Испании, если только Англия и Франция приняли бы решение о предоставлении реального нейтралитета и разрешения правительству лоялистов покупать оружие, как и любой другой стране.

Только тогда, когда Ланни собрался уходить, он заметил как бы совершенно случайно: "Кстати, дядя Джесс, вы выяснили что-нибудь по поводу Шато-де-Белкур?"

— Выяснил, и нет никаких сомнений, что ты прав. Место арендовал нацист по имени Герценберг, и они уволили всех французов, даже рабочих, людей, которые там работали всю свою жизнь, и их отцы до них.

"Ну", — сказал племянник, — "мне кажется, что здесь что-то кроется. Я продолжаю слышать сообщения, что бесследно исчезают то один член подполья, то другой. Предположим, что некоторые из них находятся в oubliettes[22]этого замка, безусловно, ваша партийная пресса захотела бы знать об этом! Почему вам не найти какого-нибудь умного и надежного товарища, чтобы спокойно поработать над этой темой? Соседи должны знать, что происходит в том месте, и там можно найти способы выяснения. Нацисты должны иметь садовников, шоферов и прочих, и они должны временами выходить из замка, они могут заговорить с женщиной, или кто-то может заставить их напиться".

"Ты изложил обширную программу", — прокомментировал дядя. — "Это будет стоить денег".

— Я знаю, но я чую, что будет сенсация, и я был бы готов поставить хорошую сумму.

— Сколько, например?

— Во-первых, два условия: ты никогда не упомянешь меня никому, кто там будет работать по этой теме, а во-вторых, всю историю будешь держать у себя, пока я не скажу, что её можно печатать. Дело в том, что я получил этот намёк по секрету, и нельзя ставить под угрозу жизнь человека, который может быть заключен в этом месте прямо сейчас. Всё зависит от того, что мы выясним, и сможем ли мы что-то сделать для этого человека.

— Это кажется достаточно справедливым.

— Тогда все в порядке. Я прямо сейчас даю десять тысяч франков, и вы можете рассчитывать на возмещение фактических расходов в два или три раза больше.

''Sapristi!" — воскликнул красный художник. — "По рукам!"

"Вот подсказка для вас", — сказал племянник. — "Обратите внимание, что Шато отдаёт всё в стирку в прачечную снаружи. Может быть, что в этой прачечной станет работать товарищ по партии".

Ланни был в Париже проездом. Рано утром он бросил свои вещи в машину и двинулся на юг по Рут Насьональ. Сотни раз он ездил по этой дороге и знал на ней каждый поворот. С ним ехали Розмэри, Ирма, привидение Мари, но не привидение Труди, потому что она никогда не видела его дом на Ривьере. Большую часть времени она провела в маленькой студии. А теперь она осталась в подземелье под Шато-де-Белкур, где лейтенант Рёрих пытает её. А она, сомкнув руки и стиснув зубы, терпит, а услышав звуки Ça ira, шептала про себя, что Ланни придет, но он не должен, потому что его, несомненно, схватят.

На полпути к месту назначения, Ланни свернул на дорогу, которая шла параллельно Центральному каналу, соединяющему реку Луара с рекой Сона. Одна впадала в Бискайский залив, а вторая в Средиземное море. Это была историческая земля Бургундии, богатая углем и железом, а также вином и оливковым маслом. Район каналов является одной из вотчин Плутона, дымной и закопчённой. В его долинах росли высокие черные трубы вместо деревьев, и вся природа была загрязнена и осквернена. Один из его городов был Ле Крезо,