Ланни ответил: "Lanning Prescott Budd, Kunstsachverständiger seiner Exzellenz des Herrn Minister-Präsident General Hermann Göring".
Немцы любят длинные титулы, похожие на бусы, и они любят составлять длинные слова вместе, чтобы получить то, что маленькие мальчики во фривольной Америке называют "зубодроблением". Титул, который присвоил себе Ланни, означал не больше, чем "искусствовед", но как выразительно и почетно он звучал! Пот смыл весь крахмал из воротничка молодого нациста, и он промямлил, запинаясь: " Leutnant Rörich gestattet sich vorzustellen".
"Sehr erfreut, Herr Leutnant "[18], — ответил Ланни. Человеку было около двадцати, у него было круглое и довольно наивное лицо с коротко подстриженными золотистыми волосами. Сердце Ланни вскричало: "Ты избивал Труди!" Его разум возражал: "Нет, он не будет делать черную работу, он прикажет это делать рядовым, наблюдая за тщательностью исполнения своего приказа". На своём самом лучшем берлинском диалекте Ланни объяснил, что он был старым другом второго человека Германии и в течение многих лет помогал размещать картины генерала и приобретать новые, которые больше подходили бы великому человеку при его возвышении. В настоящее время Ланни готовил проект, который будет представлен генералу, по созданию музея произведений искусства, иллюстрирующих развитие различных европейских культур. Он составляет список картин, подходящих для такого грандиозного предприятия. Герр лейтенант изучал историческую живопись? Герр лейтенант скромно признался, что он очень мало знал об этом. Ланни принялся за исправление его недостатков. Каждый раз, когда они подходили к новой картине, эксперт представлял соответствующий Spruch. Золтан дал ему имена художников, и он освежил свою память по своим заметкам у себя в номере. А все даты и информация о семье Белкур и об их шато были во всех путеводителях.
Ланни действительно осматривал картины, формировал мнение о них и выражал компетентные суждения. Но то и дело к нему приходили мысли. Он думал: "Тут должна быть ее темница, возможно, под этим самым местом. Ты сам её насиловал или тоже поручал это рядовым?" Сердце говорило: "Nazi Schweinehund![19]" Разум вопрошал: "Может быть, она ему понравилась, и он будет держать ее здесь неопределенное время".
Время от времени лектор находил ассоциации и параллели и таким образом умело уводил свой рассказ от исторических времен. На картине была изображена сцена битвы с артиллерийской стрельбой. Он замечал: "Как поразительно изменились средства войны в наше время! Что можно сделать сейчас с такой пушкой, как эта". Молодой офицер поддакнул, и Ланни начал прогнозировать, что боевые действия перенесутся в воздух. Это дало ему возможность сказать, что его отец был владельцем Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, который предоставил в лизинг много из своих патентов генералу Герингу, а в обмен был ознакомлен с секретами новейших Мессершмиттов и Фокке-Вульфов. Сам Ланни стрелял оленей с генералом и посетил Каринхаллее, где встретил фрау министр-президент-генерал Эмми Зоннеманн, звезду сцены, которую, без сомнения, герр лейтенант видел много раз.
"Ja, gewiss", — согласился герр лейтенант и нашел этот разговор очень волнующим.
Или это картина испанца? Ланни только что приехал из Испании Франко. Он путешествовал вместе со своим зятем, капитаном Витторио ди Сан-Джироламо, офицером ВВС Италии, который потерял руку в результате боевых действий в Абиссинии. Итальянцы выступили не так хорошо в Испании, увы. Они были вынуждены призвать на помощь генерала Геринга. По мнению отца Ланни, во всём мире нет более эффективной организации, чем ВВС Германии. Основатель Бэдд-Эрлинг Эйркрафт был приглашён Его Превосходительством посетить Кладов, новую секретную воздушно-тренировочную базу, и он взахлёб рассказывал о достопримечательностях, которые видел там. Скромный эсэсовский офицер, который собирался скучать, сопровождая американского туриста, ищущего культуры, оказался вознесенным от одного нацистского неба к другому. Kolossal!
IIIСейчас они подошли к картине раненого солдата с головой на коленях у женщины. Kunstsachverständiger произнёс: "Эта картина напоминает мне работу моего бывшего отчима, который был известным французским художником Марселем Дэтазом. Может быть, вы знаете его работы?" Когда офицер был вынужден признать, что не знает, Ланни продолжал: "Фюрер является большим его поклонником, и попросил меня прислать ему несколько его картин. Я устраивал выставку работ моего отчима в Мюнхене три года назад. Курт Мейснер, Komponist, вы, возможно, знаете, Курта?"
"Ja", — герр лейтенант был рад иметь возможность сказать, наконец, что он встречал одного из многих выдающихся немцев, которых этот неординарный американец близко знал.
— Курт один из моих самых старых друзей. Я посетил замок Штубендорф на Рождество перед началом войны, которая разрушила Европу. Курт стал причиной моего столь раннего знакомства с фюрером, мы пошли на его выступления вскоре после того, как он вышел из тюрьмы, еще в те старые времена. Сначала я не проникся его идеями. Я думаю, что был в то время чем-то вроде социалиста.
"Мы все теперь социалисты, герр Бэдд", — напомнил другой. — "Национал-социалисты".
"Конечно", — поддакнул Ланни; — "Но я выбрал неправильный вид. Тогда я посетил фюрера в Берлине, и он объяснил мне всё, как он это чудесным образом делает. Но я говорил вам о картине. Она называется Сестра милосердия, и Курт и я, и ещё Генрих Юнг принесли её фюреру в Коричневый дом в Мюнхене. Вы бывали в Коричневом доме?"
— Nein, Herr Budd, ich bin ein Rheinländer.
"Ach, so?''— И Ланни заговорил о самой красивой стране винограда и старинных замков, а также о герре Рейхсминистре докторе Йозефе Геббельсе, который был родом из этого региона, а также о фрау Рейхсминистр Магде Геббельс и об их доме и об их блестящей беседе. Потом он рассмеялся, и напомнил себе, что он должен был рассказать о Коричневом доме в Мюнхене. Он описал это элегантное здание, которое было построено по собственному дизайну фюрера. Он рассказал также о кабинете фюрера и его убранстве, и как фюрер восхищался Сестрой милосердия, каким он обладал чрезвычайно тонким вкусом в искусстве. Он был сам художником, и заверил Ланни, что не хотел ничего другого, но, увы, немецкий народ потребовал его службы, и он не мог думать о своем собственном удовольствии.
Фюрер говорил с удивительным знанием о технике французской живописи, это не соответствовало истине, но Ланни был уверен, что лишнее полено не повредит огню в камине. Фюрер говорил прочувственно о своём уважении к французской культуре, и его желание, чтобы этот великий народ подружился с Германией. Для этого