— Господь с тобою, дорогая, как я мог бы остаться здесь так долго? У меня сейчас картинный бизнес в Париже, и после того, я должен ехать в Германию.

Ей было забавно говорить о нем и о той женщине, которая может сделать его счастливым. Пока это была не замужняя женщина, это было безопасной темой разговора, в то время как он пил чай. Когда он прощался, она сказала: "Я дам тебе знать о картине, а также о жене!" Затем она добавила: "Ты был бы поражён, если бы знал, как много я думаю о тебе, Ланни. Приходи снова скорее!" Ей всегда было трудно, не получить то, чего она хотела.

Раз в неделю, пока Ланни путешествовал, он писал письмо своей жене в Париж. У нее было несколько имен. Теперь её звали Жанна Вайль, что по-французски звучит как, Вэй. Предполагалось, что она должна была быть из Женевы, и Ланни достал ей книгу, чтобы она могла прочитать об этом старом городе часовщиков и менял. Не говоря уже о Лиге Наций, которая бессильно цеплялась за жизнь в великолепном дворце, недавно для неё построенном, и который Рик в своей статье назвал мавзолеем. Труди занимала небольшую студию на Монмартре и делала зарисовки, которые продавались на комиссионной основе собственником табачного магазина под боком. Она жила на вырученные деньги, рассказывая о своей работе консьержке и окружающим, сохраняя тем самым необходимую маскировку.

Письма Ланни приходили к ней всегда в дешевых конвертах с адресом, написанным от руки, и ничто в них не привлекало внимания. Содержимое было составлено таким образом, чтобы любой нацистский агент в Париже, прочитав его, не смог ничего не узнать, кроме того, что человек по имени Пол чувствовал себя хорошо, и что он заработал столько-то франков, и собирается быть в Стамбуле такого-то числа. Город на Босфоре был кодом для Парижа, а франки должны были быть умножены на тридцать. То есть, имелись в виду доллары. Труди узнавала из писем, на что могли рассчитывать ее подпольные друзья. Ланни никогда не посылал ей радиограммы или даже телеграммы. Он никогда не оставлял свою машину возле её места и не входил в здание, не приняв тщательно продуманных мер предосторожности. Нацистские агенты однажды нашли ее в Париже, и они не смогут найти ее снова при таких мерах предосторожности. Она больше не имела никаких контактов с другими беженцами, за исключением одного человека, которого она встречала в ночное время и кому вручала деньги и ее случайные писания.

Труди Шульц была одним из тех людей, которые, по немецкой поэме, процитированной Ланни, "принадлежат смерти". Когда он уходил от нее, то никогда не мог знать, увидит ли ее снова. Когда он получал сообщение от нее, говорившее, что с ней всё в порядке, он не мог быть в этом полностью уверен, по той причине, что прошло уже несколько дней или недель, и он никогда не мог знать, что могло произойти в этом промежутке.

Как мог мужчина любить такую женщину? Первое, что нужно сказать, что, несмотря на то, что он чрезвычайно невнимателен к своим собственным интересам и душевному спокойствию, он её не любил. Ланни попал в это положение из-за той слабости, о которой так сильно сокрушались его мать и отец и все их друзья. Его сентиментальность заставляла его жалеть неудачников и очень старательных, попавших в бедствия, которые были в мире долгое время, и которые не мог изменить человек. Гитлер захватил Германию, а его мерзкие нацисты избивали и пытали бедных евреев и других, кто выступал против них. Можно было пожалеть жертву этого террора и помочь бедняге снова встать на ноги. Но когда дело дошло до объявления частной войны против гитлеровцев и организации их свержения, то Дон Кихот с ветряными мельницами был разумным гражданином по сравнению с таким человеком.

Но этот искусствовед встрял в это. Он пошел и женился на подпольщице, чтобы забрать ее в Америку, если бы только он мог убедить ее уехать. Но до сих пор у него не было смелости, даже чтобы попробовать! Действительно любил ли он? Может ли мужчина действительно любить женщину, которая привела его к такой жизни. Женщину, давшую ему лишь маленькие обрывки радости, и никакого комфорта или душевного спокойствия? Ланни не рассказал о ней ни одному из своих светских друзей, но он мог вообразить их комментарии. — "Боже мой, мужчина мог бы с таким же успехом влюбиться в циркулярную пилу!" Женщина, которую он не мог держать в своих объятиях, без мысли о том, что банда головорезов может ворваться в дверь и убить их обоих! О ком он не мог думать, когда он был далеко от нее, не видя её голой, растянутой на столе, забитой тонкими стальными прутьями! Было неприлично даже знать о таких вещах!

Труди предвидел все это. Она прямо предупреждала его об этом много раз. Она не хотела выходить за него замуж, она не хотела даже жить с ним. Она настаивала на том, что вещи, которые она видела и испытала, не позволят ей когда-нибудь снова стать нормальной женщиной и дать счастье мужчине. Но он думал, что он может дать счастье ей. Он утверждал, что мужчины, уходящие на войну, жадно цепляются за радости любви перед отъездом, и почему это не могло быть так же с женщиной солдатом? Было ли это потому, что мужчины, естественно, более эгоистичны? Или потому, что женщины не предназначены быть солдатами, и в меньшей степени способны выдержать напряжение принадлежности к смерти? Wir sind all des Todes Eigen!

Он мог быть уверен, что дал ей много счастья. Он забирал ее на тёмных углах улиц и вывозил ее из города в безопасную местность. Они останавливались в маленьких гостиницах, и он видел, что она ела нормальную пищу. Он дал ей любовь, для ума и души, а также для тела. Он сохранил в ней веру и помог возродить её смелость. Да, она иногда говорила, что не могла бы жить без него. Но даже тогда, когда она сказала это, ее черты затемняло облако, и она умолкала. Он будет знать, что она думает о своих товарищах, попавших в лапы немецких тайной полиции, и об ужасах, которые даже в этот момент совершались в них.

Действительно ли Ланни Бэдд любил Труди Шульц, она же Мюллер, она же Корнмалер, она же Корнинг, она же Вайль, et alia, или он просто жалел ее и был