— Скажи мне, что он говорил, Ланни.
Было ли это то, что хотело бы знать Министерство иностранных дел Великобритании в этот критический вечер? Если да, то Ланни был бы рад их удовлетворить их в обмен на справедливое возмещение. Он рассказал, что услышал в Шато ла Веррьер, и то, что знал о французских взглядах из других источников. — "Французам нужно сказать, что делать, и заставить сделать это, и им не придётся принимать решения самим".
— Это самая сложная ситуация, с которой мы когда-либо сталкивались, Ланни, возможно во всей истории Англии.
— Я согласен. Но отсутствие решения так же плохо, как нерешительность. Это означает, что оставив все, как есть, это не поможет никому, кроме сил беспорядка. Я не чувствую себя чужим в Европе и страдаю от путаницы, как и все остальные, богатые и бедные. Все, кого я знаю, постоянно спрашивают: почему Англия не решит, либо сказать Гитлеру: 'Стой, где стоишь, а не то получишь войну', или же сказать: 'Мы сплоховали в Версале, и вы можете вернуть свои пограничные территории обратно, и давайте начнем всё снова и будем друзьями'.
— Если бы это было так просто, Ланни! Но вот все эти народы и племена, как и многие дикие звери в клетке, готовы вцепиться друг другу в глотку. Мы столкнулись с возможность общей войны два месяца назад. А наши люди не хотят войны, мы не готовы к ней, и не хотим к ней готовиться.
— Ну, ладно, решайтесь на урегулирование. Решите, какие территории вы готовы позволить Гитлеру взять. Положите свои карты на стол и скажите: 'Вы можете иметь это, и это, и не более того'. Положите их перед французами, но не для склок, а как ультиматум: 'Это урегулирование, и вы можете войти в него или мы заключим сделку с Гитлером вместо этого. Скажите Чехословакии и Польше: 'Это наше решение, и вы должны принять его или вести войну сами'.
— Я хотел бы иметь возможность свободно поговорить с тобою об этих секретных делах, Ланни.
— Все в порядке, старик. Это не имеет никакого значения, потому что я возвращаюсь в Париж через несколько дней, и всё, что Галифакс говорил Боннэ, Шнейдер расскажет мне в течение десяти минут. У строго джентльмена, кажется, сдали нервы. Им завладела ужасная идея, что если Гитлер получит Пльзень, то он откажется признать эти кусочки бумаги, которые гарантируют право собственности на заводы Шкода. Поэтому он хочет несколько самолетов-истребителей моего отца, чтобы защитить свою собственность. Кроме того, ему необходим кто-то, кто позволит ему поплакать на своём плече. Вместо того, чтобы хранить секреты от меня, Седди, было бы более разумным сказать мне, что вы хотите, и позволить мне помочь вам получить это. Всё, что я хочу, это видеть мир в Европе, чтобы люди могли иметь время снова думать о картинах.
— Ты действительно знаешь всех этих ключевых фигур, не так ли, Ланни.
— Это моя слепая удача, что Бэдд-Эрлинг прямо сейчас возглавляет гонку за скоростью и маневренностью. Робби с гордостью продемонстрировал это на нескольких военных аэродромах. Поэтому, когда я бываю в Берлине, Der Dicke приглашает меня к Каринхалле и рассказывает мне наиболее шокирующие вещи, дипломатично говоря. А что касается Гитлера, когда он начинает говорить, то рассказывает всем, что он собирается делать в течение следующей тысячи лет. Я думаю, что с ним сознательная неосмотрительность, он здорово блефует.
Ланни сделал паузу и добавил с улыбкой: "Хочешь, я сяду в самолет на Берлин и оттуда отправлю тебе полный отчет, что Джеральд предложил продавцу шампанского?"
Граф Уикторп не мог сдержать улыбку в ответ. Это означало его разоружение. — "Я не против разговора с тобой, Ланни, у нас очень схожие взгляды. Но оказывается, что у нас нет иного выбора, кроме как позволить Гитлеру пересмотреть все свои восточные границы".
— И Видеман был здесь, чтобы сказать вам, что они требуют, а Галифакс это везёт в Париж. Он честный человек, но может ли он стукнуть кулаком по столу, чтобы произвести впечатление на этих французских пиратов?
— Многих из них и не надо уговаривать, Ланни. А Галифакс может быть упрямым, когда захочет.
— Я надеюсь, что это так. Вы хотите, чтобы я позвонил Шнейдеру и попытался убедить его, что это в его интересах присоединиться к вашим предложениям?
— У меня нет полномочий, чтобы предложить такую вещь, Ланни.
— Конечно, нет! Ты не должен говорить мне под протокол, Седди. Это наш вашингтонский сленг, как ты знаешь. Я говорю не для протокола, как один друг мира другому. Я не хочу государственных секретов. В ближайшие несколько дней произойдет много утечек, и я не хочу, чтобы меня считали возможным источником. Но если я буду говорить со Шнейдером по какому-нибудь вопросу, могу ли я ему сказать прямо: собирается ли Британия помочь ему сохранить его право собственности на Шкоду, или нет?
Статный и достойный дворянин посмотрел на своего гостя пристальным взглядом и отвечать не стал. Тогда Ланни добавил: "Я думаю, что я должен познакомить тебя с некоторыми фактами, Седди, Мой отец заключил соглашение со Шнейдером, по которому Шнейдер имеет право строить самолеты Бэдд-Эрлинг на новом заводе в пределах или вблизи Шкоды. Это была сделка за наличный расчет. У моего отца нет никаких активов в концерне. Ему все равно, захватят ли завод нацисты, потому что тогда он будет иметь дело с Герингом. Поэтому Геринг ничего не получит нового, что он уже не имел, и Робби ничего не потеряет, что он уже продал. Я думаю, что ты должен знать это, когда мы говорим об этих деликатных вопросах. Чтобы у тебя не возникала мысль, что я беспокоюсь о семейных интересах".
— Я рад узнать это, Ланни, хотя у меня не было такой мысли. Ты понимаешь, что я должен молчать о том, что происходит в данный момент. Я предпочел, чтобы ты не говорил никому, что мы беседовали. Но, по-дружески не будет никакого вреда для меня сказать тебе, что барону придется попытать счастья с другими. Британское правительство, конечно, не готово вступить войну, чтобы защитить его права на Шкоду, и если Франция откажется от урегулирования, то мы договоримся с Гитлером, а Франции придется бороться самой и найти способ, которым она может помочь чехам.
