В Америке было "спортивным" легко принимать развод и оставаться друзьями. И Ирма, как американка, будет так и делать. Никто, за исключением, возможно приходского священника прихода Уикторп не будет шокирован встретить первого мужа ее светлости за обедом в её доме. Но Фанни Барнс увела бы священника прочь и объяснила бы ему, как надо демонстрировать истинный христианский дух. Если Ланни притворится, что разделяет идеи других гостей, то это будет его уступкой гармонии, его усилием не вызывать смущений. Ради бога, пусть его, и не говори ни слова, даже не морщись, но заставь его почувствовать, что он является самой ценной персоной!
Так Ланни будет иметь коттедж на территории замка. Слуги будут обслуживать его и готовить ему еду. И если невинный ребенок захочет, чтобы он пришел на обед с ней, ее матерью и бабушкой, то её желание будет удовлетворено. Ланни будет развлекать их новостями о семье Бэдд, которую Ирма хорошо знает, и о заводе Бэдд-Эрлинг, где у Ирмы есть пакет акций в миллион долларов. Ланни будет играть на фортепиано для своей дочери, танцевать с нею фарандолу, которой научил ее в Провансе, и ездить с ней верхом на лошадях по территории усадьбы, конечно же с грумом, следующим за ними.
Семилетняя Фрэнсис Барнс Бэдд была счастливым ребенком, здоровым, как ее двое родителей. У нее были темно-карие глаза и пышные темно-каштановые волосы, как у ее матери. Её крепкое и активное тело стремилось к всякого рода играм, но не так много к умственным занятиям, опять-таки, как и ее мать. Она обожала отца, который приезжал к ней, как принц из сказки, всегда с рассказами о приключениях, музыкой, танцами и играми. Её охраняли от всякой злой мысли о разрыве между ее родителями, или о том, что необычно иметь двух отцов.
Она была воплощением шести лет брака, со своими радостями и печалями. Ланни мог выбросить все это из своих мыслей, когда он был в занятом мире, но когда он пришел сюда, всё было перед его глазами. Имея творческий темперамент, он размышлял: "Мог ли я спасти этот брак и должен был ли я?" Шесть лет совместного опыта нельзя выбросить из его души. Он задался вопросом: "Мог бы я быть более терпимым? Мог ли я сделать больше скидок на её молодость, а также на окружающую среду, которая сделала ее отличной от меня?" Он задался вопросом: "Есть ли у неё такие мысли, вспоминает ли она наше старое счастье?" Он, конечно, никогда не задал бы таких вопросов вслух, это было бы нарушением хорошего тона, вторжением в ее новую жизнь.
Он приехал не к Ирме, а увидеть Френсис. Он будет играть с ребенком, отдаст себя целиком ей. Но как он мог не видеть мать в ребенке? У него начали появляться его "розовые" мысли о своем потомстве. Бедная маленькая богатая девочка! В один прекрасный день она поймёт, что была отделена от других детей. И то, что должно было быть большой удачей, на самом деле было аномалией и бременем. Она обнаружит, что друзья могут быть корыстными и коварными, а эта любовь не всегда было тем, чем она притворялась быть. Она раскроет секретную войну в сердцах своих матери и отца, и что эта война пройдёт по всей земле и разделит все человеческое общество бездной глубже, чем Большой Каньон в Колорадо, или те, которые лежат на дне океана. Матери Фрэнсис нравилось жить на своей собственной стороне социальной пропасти, в то время как отец Фрэнсис настаивал на переходе от одной стороны на другую и обратно. На самом нестабильном, нервном и мучительном виде жизни. Но он никогда не должен позволить ребенку узнать об этом, ибо это растревожит ее мысли, и будет пропагандой его идей!
IIIВечером Ланни будет приглашен в дом, который в течение года или двух был его домом и Ирмы. Возможно, было бы тактично отказаться, но у него там были свои тайные цели. Он знал Седди с детства и друга Седди, его коллегу в министерстве иностранных дел, Джеральда Олбани, который жил рядом. Они знали, что взгляды Ланни отдавали когда-то розовым оттенком, но они привыкли к этому в своих собственных рядах. Они приняли это как само собой разумеющееся, так, как люди, имеющие опыт, знают, как трудно изменить характер людей и народов. Когда Ланни сказал, что он решил оставить политику экспертам, они восприняли, что он имел в виду их, и договоренность была достигнута.
Таким образом, они свободно говорили о проблемах, стоящих перед Британской империей. Они придерживались "линии", которую Ланни прекрасно понимал: британские правительства менялись, но внешняя политика никогда, и именно поэтому Британия правила морями в течение четырех столетий. Если в ходе беседы американский гость выскажет предположение, что для старой леди пора бы подумать о воздухе над морями, то это будет воспринято по-доброму, так как было хорошо известно, что отец Ланни имел на продажу самолеты, и можно было бы предположить, что его сын был заинтересован в бизнесе. На коммерсантов теперь не смотрели свысока, как это было в старой Англии. Ибо, в конце концов, шёл промышленный век, а бизнес и политика были довольно перемешаны. Недавний премьер-министр, мистер Стэнли Болдуин, производил железо, а нынешний премьер-министр, мистер Чемберлен, производил вооружения в Бирмингеме.
Вот такая существовала в это время своеобразная ситуация во внутреннем святилище британского правительства. "Интеллидженс сервис", наиболее секретная из всех организаций, в каждом своём отчете не уставала докладывать, что ВВС Германии опережают британские. Кроме того, что германский флот не держит обещанное слово ограничить своё строительство до одной трети британского. Премьер-министр Чемберлен, который верил в бизнес и называл его миролюбием, решил эту задачу, убрав отчеты прочь и забыв их навсегда. Но Энтони Иден, министр иностранных дел, был на тропе войны против этого курса, а сэр Роберт Ванситарт, самый высший постоянный сотрудник Министерства иностранных дел, поддерживал его.
Джеральд Олбани, воплощение приличий, вероятно, не
