Глава двадцать первая

Der Führer hat immer recht [69]

Прибыли картины Дэтаза, и занятый фюрер нашел время для этой персональной выставки. Он приказал очистить одну из стен главного зала, и повесить там в ряд шесть французских работ. Там были ландшафты и морские пейзажи, уносящие зрителя от белых метелей Альп на залитые солнцем берега Ривьеры. Осмотреть их пригласили всех, даже слуг. Ланни вернулся обратно в старые добрые времена немецкой приветливости, которая так впечатлила его в детстве, когда старый граф Штубендорф собирал своих слуг и арендаторов и выступал перед ними рождественским утром. У Ланни возник вопрос о причине такой внезапной сердечности. Хотел ли фюрер сказать своим домашним: "Вы видите, что этот американский гость не просто привёз сюда старую ведьму и полный мешок духов. Он пасынок известного художника, и вы можете это увидеть сами и выбрать для своих пересудов что-то более стоящее"?

Ланни взял на себя смелость и включил в число отобранных картин картину, выполненную во время рейса Bluebird на греческие острова. Старый крестьянин, стоящий перед шалашом и держащий под мышкой ягненка. Эта картина впечатлила фюрера, и он захотел купить её. На самом деле, он хотел их все. Коллекция Дэтаза в его Бехштейнхаусе, шале, построенном на территории поместья для официальных гостей, покажет миру, насколько искренне он восхищается французской культурой и как желает содействовать единству Европы.

"Я хочу, чтобы вы поняли, Exzellenz," — сказал Ланни, — "Я привёз сюда эти шесть картин не для того, чтобы продать их все".

— Они для продажи, герр Бэдд?

— Да, но–

— Очень хорошо, я хочу их купить. Какова цена шести?

У них начался один из тех торгов в обратном направлении. Фюрер называл цену, а Ланни настаивал, что она была слишком высока. Они, наконец, нашли компромисс на цене сто тысяч марок, достаточно красивой цифре. Ланни мучил вопрос больше, чем когда-либо. Имел ли великий человек в виду какое-то поручение, или это просто удерживающий гонорар высококлассного агента? Ланни был знаком с детства с аристократическими методами найма. Он слушал бесчисленные разговоры между матерью и отцом, и наблюдал методы Робби, например, проигрыш в покер, или спор о какой-то нелепой вещи, например, что следующий день был четверг, когда он знал, что это была пятница. В сравнении с ними метод Ади был более достойным и благородным, и, возможно, Ланни был чересчур подозрительным. Но он не мог поверить, что фюрер всех немцев будет когда-либо делать что-либо, что не способствовало в той или иной мере его мировой цели.

Управляющему было поручено выписать платёжное поручение в парижский банк на имя герра Бэдда, а Ланни было предложено пройти к Бехштейнхаус и посмотреть, правильно ли развешиваются шедевры. Картины считаются второстепенными, если висят в спальне. Обычай, преобладающий среди богатых коллекционеров произведений искусства. В спальне в Бергхофе у Ланни висели три банальных образца современной немецкой живописи, и он подумал, был ли Гитлер лично ответственен за их выбор.

Франц фон Папен явился из Вены и уединился в кабинете своего фюрера. Продолжали прибывать и другие персонажи, генералы по три или четыре зараз. Но не было предпринято никаких действий, чтобы сохранить втайне от американского гостя, что над австрийским правительством сгущаются тучи. Ланни даже слышал наименования различных танковых частей, которые перемещались к границе. Он принял меры предосторожности и спросил Гесса, не мешается ли он случайно под ногами, и ответ был, ни в малейшей степени. Фюрер почитал большим одолжением иметь таких двух гостей в своем доме.

Сам заместитель проводил сеансы с медиумом каждый вечер и докладывал результаты своему начальнику. Он рассказывал Ланни некоторые вещи, но, Ланни догадался, что не самые главные. Сомнения Гесса были полностью рассеяны. Он имел тайные совещания с духами старых Parteigenossen, тех мучеников, чьи имена он оглашал на каждом Parteitag. Ланни не был бы удивлен, если бы когда-нибудь фюрер, или его заместитель предложил ему назначить цену на мадам Зыжински. И если бы он сделал это, и согласился не говорить ей об этом, то без сомнения, мадам осталась бы здесь, независимо от того, хочет ли она этого или нет!

Ланни пытался представить себе, что происходит в сознании нового Магомета. За семнадцать или восемнадцать лет, с тех пор, как Адольф Гитлер взял под свой контроль политическую партию с семью членами, он играл с судьбой в орлянку. Один раз он попробовал насилие и не преуспел. С тех пор он приобрел страсть к "законности", и все насилие он использовал для подавления тех людей и групп внутри своей партии, который были против его решимости сохранить формы легальности. Каждое преступление, которое он совершал, было во имя закона, и любая агрессия, которую он когда-либо совершит, будет во имя мира.

Каждое решение является шагом в темноте, азартной игрой на жизнь или на смерть. Могу ли я доверять этому человеку, или я должен поручить его убить? (Нет смысла сажать людей в тюрьму, потому что когда они выходят, они становятся более опасными, чем когда-либо, но мертвые ничего не рассказывают и не совершают никаких переворотов). Каждый ход на шахматной доске дипломатии означал риск будущим Ади. В конце концов, его новый Рейх был нищей страной, его ресурсы были ограничены, а его фюрер не мог позволить себе роскошь даже одной ошибки. И если есть способ поднять завесу будущего, или даже заглянуть в него через маленькую дырочку, то глупо не использовать этот способ! Если есть люди, которые обладают таким даром, почему бы не нанять их, особенно, когда их цена была до смешного мала. Как бы то ни было в прошлом, теперь гадание удел бедняка.

Этот бывший художник открыток с картинками а, возможно, и маляр верил в астрологию, в гадание, в духов и во всю кучу оккультных трюков, поскольку не мог отделить истинное от ложного. Его ближайший друг, его публично объявленный заместитель, верил во всё это безоговорочно. Сейчас эта пара находилась в кризисе, вероятно тягчайшим в их общей карьере. Ади воевал практически со всем своим военным окружением. Здесь была вся обученная интеллектуальная мощь вермахта, из которого он создал величайшую армию в мире. Они были наследниками величайшей традиции Германии. Они провели свою жизнь, готовясь принять это наследство. А тут пришел этот выскочка, этот ефрейтор, давя их своим авторитетом, заставляя их совершать действия, которые они считают опасными, граничащими с безумием. Но, это было раньше! Они противились милитаризации Рейнской области. Они возражали против смелого заявления фюрера, что он собирается удвоить размер рейхсвера, и снова ввести призыв на военную службу. Но каждый раз, когда