Ланни посетил это место с Ирмой, но это было три или четыре года тому назад, с тех пор тут добавилось много новых трофеев и подарков. Фюрер напечатал специальное издание Mein Kampf, огромное, как атлас, и с самым элегантным переплётом, какой можно себе представить. Книга была установлена на столе подобающего великолепия, со всегда горящими свечами с каждой стороны, как в церкви. За ней, на стене была Мадонна с младенцем. Ланни показалось странным такое сочетание в убранстве интерьера. А не упустили ли из виду генерал и его соратники тот факт, что объектом этого произведения искусства была еврейка?
Робби и его сын были приглашены осмотреть также церемониальный японский меч, которым им разрешили помахать на надлежащем расстоянии. Был альбом с фотографиями "Первых семидесяти аэродромов", сделанных для командующего ВВС. И Робби, конечно, не должен был делать вид, что его это не интересует. Был храм Карин, шведской баронессы, которая была первой женой Германа, и именем которой было названо это место. Перед ним снаружи горели свечи, и был мраморный мавзолей, с ее останками, привезенными из Швеции с церемонией, на которой Герман и Адольф с благоговением маршировали бок о бок.
Также был львенок, всегда новый, блуждающий по дому, несмотря на тот факт, что один из его предшественников, делая метку, перепутал белую штанину генерала с березой. На втором этаже гости осмотрели самую сложную игровую комнату, какую они когда-либо видели. Пол представлял собой игрушечную деревню с деревьями и всеми принадлежностями, через деревню и вокруг неё проходила железная дорога с игрушечными поездами. Великий человек сел за стол и нажал кнопки, и поезда побежали здесь и там, через туннели и через мосты. "В один прекрасный день мой ребенок будет играть здесь", — сказал он. Беременность Эмми вскоре будет объявлена немецкой нации.
Они обедали в длинном зале за столом, рассчитанном на двадцать четыре персоны. Занята была только половина мест, в основном, офицерами штаба генерала, в том числе старым другом Ланни Фуртвэнглером. После обеда великий человек извинился за своё отсутствие, объяснив, что ему надо прочитать доклады. Робби сел изучать альбом первых семидесяти аэродромов, а Ланни стал бродить, разглядывая сокровища искусства, пытаясь угадать, у кого они были экспроприированы. Среди них были очень ценные фламандские гобелены, изображающие голых дам в стиле манеры Рубенса. Как Kunstsachverständiger великого человека, Ланни знал, что вкус его покровителя колебался между двумя крайностями, самых великолепных костюмов и полным отсутствием оных. В столовой напротив мест генерала и его жены была мраморная Афродита Анадиомена, а в других местах висели картины и стояли скульптуры голых греков и увешанных наградами немцев в шлемах примерно поровну.
XВ библиотеке перед камином прекрасная Эмми Зоннеманн расположилась на диване, но не посередине. Она сказала: "Подойдите и поговорите со мной, герр Бэдд". Неужели она хотела, чтобы он занял другую половину дивана? Он подумал, что разумнее занять стул в метре от неё.
C этого места он мог лучше рассмотреть ее. В ней уже проявилось материнство в начальной стадии. Она была крупной женщиной, но хорошо сложенной. Она играла Брунгильду в Берлинском драматическом театре и могла бы сыграть Венеру Милосскую, если бы на эту тему кто-нибудь написал драму. У нее было правильное и красивое лицо, выражающее мягкость и доброту. Ярко-голубые глаза и светлые волосы, которым не требуется химической обработки. Из всех нацистов только она ближе всех подошла к исповедуемому ими нордическому идеалу.
Она была первой леди Фатерланда и одной из самых известных общественных фигур, благодаря своей долгой добрачной карьере. Все немцы видели ее на сцене или на экране и чувствовали, что знают ее. В основном они знали о ней только хорошее. Кроме того, она взяла на себя обязанности королевы и играла её, как играла её на сцене. И все считали, что она была такой королевой. В личной жизни она была доброжелательной, уютной, немного наивной. Театральная публика должна быть богемной, но когда они достигают успеха, они рады превратиться в буржуа, такой была и Эмми Зоннеманн. Миллионы людей в Германии заплатили бы половину своих мирских благ за возможность допуска в Каринхалле и место на другой половине этого дивана. Эмми не возражала бы и приветливо поболтала с каждым, дав деньги на Winterhilfe.
Она сказала: "Вы не очень часто навещаете нас, мистер Ланни Бэдд".
"Я должен был оставаться дома и помогать моему отцу", — извинился он. Это не было правдой, но он не мог сказать, что он делал в действительности.
"Ланни это очень красивое имя", — заметила она. — "Могу ли я называть вас так?''
"Все мои друзья так делают " — ответил он. Без сомнения, ей хотелось бы добавить: "Зовите меня Эмми", но ее муж, Der Dicke, возможно, возражал бы.
— Вы были здесь раньше с женой. Потом я слышала, что вы развелись. Расскажите мне об этом.
Чья это была просьба, королевы или представительницы сценического мира? В первом случае это была команда, в другом просто нормальное любопытство. Ланни выбрал для себя последнее и сказал: "Это сложная история. Наши вкусы были слишком разные. Ирма воспитывалась в огромном дворце на Лонг-Айленде, а я на небольшой вилле на Французской Ривьере. Я просто не мог привыкнуть быть слишком официальным и величественным".
"О, как хорошо я это понимаю!" — воскликнула первая леди. — "Иногда мне это так надоедает, что я думаю, что больше не смогу. Но потом я напоминаю себе, как это было на репетициях. Делать то же самое снова и снова, но никогда не достичь совершенства".
"Публике кажется, что у вас всё отлично получается", — галантно заметил Ланни.
"Na, na!'' — воскликнула бывшая звезда. — "Мне все льстят, но вы не должны".
— Я уверяю вас, что совершенно искренен. Я видел вас в нескольких ваших ролях, и вы всегда были прекрасны.
— "Ja, vielleicht. На меня было приятно смотреть в гриме и при хорошем освещении. Но потом мой возраст стало невозможно скрыть, несмотря на все их ухищрения.
Ланни воскликнул со всей искренностью: "Это уникальный случай в моей жизни, когда актриса признает свой возраст, когда её не
