Капельмейстер взмахнул смычком, и оркестр оглушительно заиграл какую-то польку. Пары завертелись.
Кунцевич вышел из залы и сел за столик. К нему тут же подлетел официант.
– Принесите чаю.
– Слушаюсь.
– Любезный, а где тут у вас играют?
– Играют? В зале, оркестр играет.
– Вы не поняли, где в карты играют?
– В карты у нас не играют, не разрешено-с.
– Играют, играют, я совершенно точно знаю.
Официант, ничего больше не ответив, ушел. Через несколько минут к столику подошел человечек небольшого роста с жидкими волосами и бороденкой, а за спину Кунцевичу встали швейцар и детина в лакейской ливрее, не уступавший швейцару ни ростом, ни шириной плеч.
– Купец второй гильдии Лейферт. С кем имею честь?
– Надзиратель сыскной полиции, не имеющий чина, Кунцевич.
– Вы почему, господин, не имеющий чина, за вход не платите?
– Я сюда не танцевать пришел, а по служебному делу. Ищу некоего Соловьева, который на днях проигрался здесь в пух и прах, а сейчас…
– Я не знаю и знать не хочу никаких Соловьевых! – прервал Кунцевича Лейферт. – За вход в мое заведение установлена плата. Платят у меня все. И из сыскной, и даже из градоначальства. А кто не платит, того я прошу выйти вон. И вас я также прошу выйти вон. Прямо сейчас. За чай можете не платить, вам его все равно не подадут.
Кунцевич побагровел.
– Ты как разговариваешь с дворянином, – сказал он, вставая, – жидовская морда! А pies ci morde lizal!
Швейцар и его напарник действовали молниеносно. Лакей одной рукой обнял сыскного надзирателя, да так, что ребра затрещали, а второй закрыл ему рот. Швейцар быстрым движением вытащил из-за ремня брюк «бульдог» сыщика и сунул его в свой карман.
Кунцевича куда-то понесли, открылась дверь, Мечислава Николаевича поставили на ноги, последовал сильный толчок, и надзиратель оказался на улице. Вслед полетели его пальто и котелок. Швейцар ловко отщелкнул барабан «бульдога», высыпал в свою огромную ладонь патроны, а револьвер бросил на лежащее на земле пальто.
– Чтобы ноги твоей больше здесь не было, – сказал он и захлопнул дверь черного хода.
Придя на службу, Кунцевич принялся составлять подробный рапорт. Он едва успел закончить свое занятие, как его вызвал Вощинин.
– Кунцевич, вы считаете себя опытным сотрудником? – было видно, что начальник едва сдерживается, чтобы не заорать.
– Никак нет-с.
– Так какого черта вы полезли к Лейферту без билета, с оружием, ни с кем не посоветовавшись?
– Вот рапорт, ваше высокородие, там все написано. У меня было поручение о розыске обер-кондуктора Соловьева, присвоившего казенные деньги, я установил, что Соловьев проигрался в «общедоступке» и наверняка казенные деньги туда принес, отыгрываться. Я решил проверить…
– Вам тридцати копеек было жалко? – перебил начальник.
– Нет-с, но я же по службе, не развлекаться.
– Вы знаете, кто такой Лейферт?
– Скотина.
– Кхм. Я думаю, что если вы отделаетесь арестом, то это для вас будет очень хорошо.
– Арестом? – опешил сыскной надзиратель. – За что? Это Лейферта надобно арестовывать за организацию азартных игр, а его клуб закрывать. Облаву надо снарядить…
Вощинин все-таки не удержался и заорал:
– Кого куда надо снарядить, позвольте решать мне! Это первое. – Он понизил голос. – Второе. Рапорт порвите и спустите в ватерклозет. О том, что кто-то играл в карты в «Зале общедоступных увеселений», забудьте навсегда. Это третье. Соловьева в «общедоступке» больше не ищите. Это четвертое. Ну и последнее: арест будете отбывать в Александро-Невской части, нашего брата туда определяют. Вам как дворянину, не имеющему чина, на пропитание будут отпускать что-то около гривенника в день. Смотритель входит в положение и разрешает столоваться за свой счет, поэтому не плохо бы вам иметь с собой денег на провиант.
– А избежать ареста никак нельзя?
– Возьмите с собой теплые вещи, там прохладно. Я постараюсь минимизировать срок. Все, вы свободны.
– Разрешите вопрос?
– Нет!
– Да, брат, наделал ты делов. – Быков отхлебнул пива.
– Я ничего не понимаю! Я же поручение исполнял, вора искал. Я же нарушения у них выявил!
– Дурак ты, брат. Про часы со мной советовался, а здесь не стал? Опыта набрался?
– И ты про это. О чем советоваться-то надо было?
– А о том, куда ходить и с кем ругаться. Лейферт – лучший друг Иван Николаевича, и дружат они на возмездной основе, об этом весь Петербург знает.
– Да кто это такой, Иван Николаевич?
– Да, совсем ты плох! Иван Николаевич Турчанинов – помощник градоначальника, тайный советник. Этот чин его положению соответствует полностью. Он дает Грессеру такие хорошие тайные советы, что без этих советов Грессер уже жить не может. А также не могут жить несколько знакомых балерин Грессера, на содержание которых уходит львиная доля этих советов. Понял?
– Ничего не понял. – Кунцевич замотал головой.
– Хорошо. Буду выражаться предельно ясно. Азартные игры у нас запрещены. Но все, кто хочет, играют. Ты никогда не задавался вопросом, почему в одних местах играть можно почти в открытую, а в других строжайше запрещено?
– Я думал, везде запрещено. Сам-то я не играю, не на что.
– И не вздумай начинать, даже если будет на что. Так вот. Есть несколько мест, которые никто из полицейских никогда не проверяет. Но за такое попустительство хозяева этих мест дают мзду. Кто кому. Лейферт, например – Турчанинову. Тот делится с градоначальником. А ты Лейферта – жидовской мордой! Теперь понял?
Надзиратель растерянно глядел на старшего товарища:
– Теперь понял. И что же, ему все с рук сходит?
– Конечно! При такой поддержке, брат, с рук не только организация притона азартных игр сойдет, но и все что угодно, ну, разве кроме покушения на священную особу государя императора…
Сыщик загрустил:
– Так меня, пожалуй, теперь уволят…
Кунцевич отделался тремя сутками ареста. Как чин полиции, он содержался отдельно от остальных арестантов, в «секретной» камере. Сильно кусали клопы, поэтому спал он плохо. В остальном все прошло сносно, он даже один раз ночью пил водку с дежурным помощником смотрителя полицейского дома. Но на душе было очень скверно.
Глава 7
В 1889 году в Петербурге, который населяло в то время около миллиона человек, было зарегистрировано 55 убийств и покушений на убийство. Обычно эти преступления раскрывались полицией в течение десяти минут после прибытия на место происшествия. На полу грязной лачуги или трактира лежал труп с пробитой обухом топора головой, рядом валялись и орудие преступления, и пьяный в стельку преступник. Если злодей после совершения преступления мог держаться на ногах и скрывался до прибытия чинов полиции, то на его розыск уходил день-другой, необходимый для проверки разных притонов и питейных заведений в ближайшей от места происшествия округе. Сыскная полиция проводила дознания только по таким убийствам, которые были совершены «с заранее обдуманным намерением» и раскрыть которые «по горячим следам» не представлялось возможными. Но таких преступлений в процентном отношении к общему числу убийств было крайне мало. Например, за первые десять месяцев 1889 года сыскная
