И вот третьего дня, то есть в первый день нового года, приезжает с поздравлениями расфранченный Михал Михалыч. «С Новым годом, — говорит, — вас, с новым счастьем!» А сам такой веселый, радостный, оживленный, смеется, как-то потирает руки. «Что это сегодня с вами такое, Михал Михалыч? — спрашиваю. — Вы на себя не похожи нынче, что такое случилось радостное?» А он: «Со мной ничего не случилось, Олимпиада Петровна, а радуюсь я не за себя, а за вас, моих добрых друзей». — «Чему же вы радуетесь?» — «А тому, что я имею сегодня возможность щедро отблагодарить вас и за приют, и за ласку, и за все то, что я видел хорошего у вас. Да, кстати, и сам смогу тысчонок пять заработать». — «Что вы такое говорите, и в толк не возьму». А про себя думаю: «Нализался где-нибудь с новогодними визитами, не иначе!» — «Я сейчас вам все объясню, — говорит, — все по порядку. Сегодня утром я рано проснулся и сейчас же болезненно вспомнил о письме, полученном накануне из Ниццы от моей желанной Наташеньки, — вы ведь помните, я вам говорил уже, что она с родителями на Рождество уехала туда и предполагает пробыть там весь январь и февраль. Охота ей цветами пошвыряться. Письмо она написала мне хорошее, теплое, и в нем даже говорится: «Ах, Мишель, если бы вы только были здесь!» Ну а мне куда же, как туда поедешь без денег. Вы знаете, Олимпиада Петровна, я человек глубоко набожный, а и то сегодня утром возроптал на Бога. Посидел в раздумье часок-другой да и направился на Неву к Спасителю. Горячо я там молился, прося чуда. И на душе стало как-то легче, и, представьте, чудо как будто бы и совершилось. Но прежде чем продолжать свой рассказ, я должен спросить вас, — и тут Михал Михалыч торжественно встал, — я ничего не прошу у вас, Олимпиада Петровна, но делаю вам деловое, серьезное предложение: согласитесь ли вы дать мне пять тысяч рублей при условии, если я укажу вам возможность получить не позднее завтрашнего дня несколько сот тысяч рублей». И он пристально на меня посмотрел. Я даже растерялась. «Неужели, — думаю, — спятил с ума? И с чего бы это, казалось? Молодой человек был всегда такой рассудительный, скромный, а эдакое несет!» Гляжу на Ивановну, а старушка божья даже в лице изменилась.

— Итак, Олимпиада Петровна, я жду вашего ответа.

Помолчав, я сказала:

— Сегодня у нас первое января, а не первое апреля, Михал Михалыч, и ваши обманные шутки не по святцам пришлись.

— Я не думаю шутить, говорю самым серьезным образом. Сегодня мне пять тысяч — и завтра у вас чуть ли не четверть миллиона в кармане.

Я растерянно продолжала:

— Вы знаете, что по смерти моего супруга я никакими делами и аферами не занимаюсь, а потому и приобрести таких денег никак завтра не могу.

— Повторяю вам, Олимпиада Петровна, что никаких афер я вам не предлагаю, вам придется лишь завтра сесть на извозчика, отправиться в банк, немедленно получить деньги и положить их на свое имя.

Поколебленная, я снова взглянула на Ивановну. Она робко вымолвила: «Пускай расскажут, в чем дело, выслушать нетрудно, а там сами увидите, как поступить». — «Ну что ж, Ивановна права, — сказала я, — говорите толком, в чем дело».

«Хорошо, — отвечает, — рассказать я готов, но поклянитесь мне вот на эту икону жизнью своей, что если вы убедитесь в правильности моих слов, то немедленно же дадите мне просимые пять тысяч и не обманете меня, словом, не пойдете на попятный».

Я заколебалась и хотела обуздать свое любопытство, но смутила меня Ивановна. «Что же, Олимпиада Петровна, — сказала она мне, — хоть пять тысяч деньги и немалые, но ежели вы завтра, как говорит Михал Михалыч, можете без всяких трудов приобрести целый капитал, то почему же и не пожертвовать их, раз дело верное». Тут я не вытерпела и сдалась, встала и торжественно поклялась на икону Божьей Матери Казанской, оговорив, однако, что имею при себе в доме всего лишь три тысячи, но недостающие могу доплатить серьгами, но, конечно, только в том случае, если слова Михал Михалыча окажутся чистейшей правдой. Он удовлетворился и, сделав мне торжественный поклон, заявил: «Имею честь поздравить вас, Олимпиада Петровна, на вашу долю выпало великое счастье — ваш билет первого займа серия номер тринадцать тысяч семьсот семьдесят один, номер же билета двадцать второй выиграл сегодня двести тысяч». — И с этими словами он вытащил из кармана новенькую печатную табличку с номерами выигрышей, свежепахнущую типографской краской, и протянул ее мне. Наступила мертвая тишина.

Я сидела с открытым ртом, а Ивановна спешно крестилась. Наконец, опомнившись, я заговорила: — Не может этого быть, тут какая-нибудь ошибка вышла.

— Помилуйте, Олимпиада Петровна, какая ошибка. Я собственными ушами слышал, как был объявлен ваш номер, да наконец там же в банке обождал и получил печатную таблицу только окончившегося тиража. Я от Спасителя прямо прошел в Государственный банк, в зал, где производился розыгрыш, уж очень это я люблю следить за этой операцией: вертят колеса, малые сироты выбирают из них билетики, а там и начинается провозглашение выигрышных номеров. А суммы-то каковы! Двести, семьдесят пять, сорок, двадцать пять тысяч руб. Целые капиталы! Не успели назвать сегодня номер главного выигрыша, как меня точно по голове треснуло. Говорю, да ведь это никак номер Олимпиады Петровны, быть не может. Однако справился по записной книжке, куда по вашей просьбе я еще в прошлом году записал номера ваших пяти билетов. Гляжу — точно! И номер серии и номер вашего четвертого билета те же. Думаю, вот счастье привалило. Полечу сообщить на Николаевскую, и Олимпиада Петровна наверно не откажет мне в пяти тысячах. Если вас берут какие-нибудь сомнения, то позвоните по телефону в Государственный банк, справьтесь о номере, выигравшем двести тысяч.

— Господи ты боже мой! Такие деньги с неба свалились. И хочу-то я верить Михал Михалычу, и не верю. А Ивановна эдаким сладким голоском запела: «Поздравляю вас, Олимпиада Петровна, с эдаким громадным счастьем. Надеюсь, благодетельница, не оставите впредь и меня своими милостями». — «Да ты подожди еще, Ивановна, радоваться, может, что и не так, проверку сделать надо». И я, взяв таблицу, ушла к себе в спальню, заперлась, достала билеты. Руки дрожат, в глазах помутнение, едва совладала с собой. Смотрю — точно! Цифра в цифру. И серия моя, и номер билета мой, а я все поверить не могу. Вышла опять в гостиную и говорю: «Действительно, как будто подходяще, а все-таки для верности позвоню в банк». Попросила Михал