— Зачем же дело стало? Поговорим в лучшем виде!

И, обратясь к своему «пансиону», она весело крикнула:

— Эй, детки, забирайте коробку конфект, да и марш подальше, а ежели какая из вас понадобится — позову!

Девочки, забрав конфеты, гурьбой высыпали из комнаты. Знаменская, пытаясь придать некоторую серьезность своему пьяному лицу, встала, нетвердой походкой прошла к дверям, плотно закрыла их и, вернувшись к столу, села:

— Я слушаю вас. Что скажете, Николай Александрович? — деловито заговорила она.

— А вот что я вам скажу, любезная Марья Ивановна: я, конечно, не без приятности провел время с вашим выводком, но только все это не то: и водку-то они хлещут, и подмазаны изрядно, а я, знаете ли, человек избалованный, всяких видов в жизни навидался, вкус у меня тонкий и первой попавшейся юбкой меня не прельстишь.

— Так, — сказала портниха, — понимаю. Вас, стало быть, на «ландыш» потянуло.

— Вот именно! Вот именно!

— Ну что ж, опишите ваш вкус, может, и найдем.

Покачав головой, я ответил:

— Просто не знаю, как и описать, дело нелегкое. — Подумав, я продолжал: — Найдите вы мне, Марья Ивановна, этакую блондиночку лет пятнадцати, с фарфоровым личиком, льняными волосами, точеными ручками и ножками, с эдакими большими синими глазами и чтобы в глазах этих была постоянная жемчужная слеза. Покажешь ей палец — она плачет, покажешь ей два — рыдает, а главное, чтобы по внешнему виду была бы ангелом чистоты и непорочности, — продолжал я, все более увлекаясь, — но вы понимаете, дорогая моя, что ангелом небесным она должна быть лишь по виду, на самом же деле в ней должен дремать никем не разбуженный еще темперамент гетеры, Мессалины, ну словом, посмотришь на нее, и дух захватывает.

И, закатив глаза, я, симулируя экстаз, судорожно скомкал левой рукой скатерть, правой ущипнул Знаменскую выше локтя, одновременно лягнув ее пребольно под столом.

— Ой, да что вы! Никак, меня за ангела принимаете? — взвизгнула она, но, быстро успокоившись, заявила: — Хоть заказ ваш не из легких, но понятный. А то иной раз среди вашего брата такие привередники попадаются, что не дай ты, Господи! — И, опрокинув еще один стакан залпом, продолжала: — Вот месяца два тому назад пристал ко мне эдакий ядовитый слюнявый старикашка: достань да достань ему хроменькую, да еще со стоном…

— То есть как это так? — удивился я.

— Да так, говорит, пусть себе хромает и стонет, хромает и стонет. Ну что ж, думаю, мне наплевать — пусть стонет.

Подыскала я ему нужную — у ней от природы одна нога покороче другой, — ну конечно, предупредила ее насчет стенания: устроили смотрины, оглядел ее со всех сторон мой старик да и забраковал: хоть она и хроменькая, а хромает не по-настоящему, как-то, говорит, ногу волочит, а настоящего приседания в ней нет, опять же турнюром не вышла.

Я перебил ее и спросил:

— Ну так как же, Марья Ивановна, состряпаете вы мне это дело?

— Отчего же, — говорит, — можно, ежели на расходы не поскупитесь.

— А сколько вы с меня возьмете?

Она с минуту подумала:

— Хлопот тут немало предстоит. Опять же и риску много. Ведь в случае чего тут и каторгой пахнет. Одним словом, возьму с вас пятьсот целковых, меньше ни гроша. Это, так сказать, моя часть. Окромя этих денег, конечно, придется уплатить и «ангелу». Ну да там ваше дело, сговоритесь с ним сами. А главный расход пойдет на Петра Ивановича, он живоглот и меньше как за тысчонку беспокоиться не станет.

Я, насторожившись, спросил:

— А кто такой этот Петр Иванович?

— Да есть у меня тут знакомый человек — специалист по этой части, ловкач первосортный, весь город он знает. Если у какой-либо бедной вдовы хорошенькая дочка подрастает, Петр Иванович тут как тут, коршуном вьется да поджидает добычу. То многосемейных родителей в нужде подкупает, то саму девчонку апельсином соблазнит…

Я, почесав затылок, как бы поколебался, а затем решительно сказал:

— Ладно! Торговаться не буду. Деньги из банка получены, куда ни шло, ассигную на все про все две тысячи. Черт с ними!

И, вынув из бумажника 100-рублевую бумажку, я разложил ее перед портнихой:

— Вот вам пока задаточек, — действуйте.

Знаменская жадно схватила бумажку, засунула ее за корсаж и проговорила:

— Что ж, не будем откладывать дело надолго. Желаете, так мы сейчас же махнем на извозчике в заведение Петра Ивановича.

Я поглядел на часы, было одиннадцать.

— Что ж, время не позднее, делать мне нечего, спать мне не хочется — едем!

Портниха крикнула деткам:

— Доедайте и допивайте здесь все без нас, а потом только приберите хорошенько, а я ужо вернусь.

Мы сели с ней на извозчика и покатили по Пешей, спустились по Московской, пересекли рынок и свернули в какую-то маленькую улицу направо, позднее оказавшуюся Рыночной. Всю дорогу полупьяная портниха томно прижималась ко мне, икала, млела, словом, невольно вспоминал я, господин начальник, данное ей прозвище — «жаба». Мы подъехали к четвертому дому от угла Московской.

Одноэтажная деревянная постройка с красным фонарем в окне. Портниха позвонила и принялась стучать каким-то, видимо, условным стуком. Дверь нам распахнул широкоплечий детина саженного роста. Мы прошли через сени и вошли в прихожую.

Здесь нас встретили, по-видимому, хозяин с хозяйкой. Знаменская сейчас же затрещала:

— А я вам, Петр Иванович, гостя дорогого привезла, — причем на прилагательном сделала усиленное ударение.

Петр Иванович засуетился, стал расшаркиваться и не без витиеватости промолвил:

— Милости прошу к нашему шалашу!

Знаменская заметила:

— В салон они пройдут опосля, а теперь дело к вам важное есть, поговорить бы надо.

— В таком разе, пожалуйте сюды. — И он небольшим коридорчиком, выходящим из прихожей, напротив «салона», провел нас в какую-то комнату довольно своеобразного вида: тут была и мягкая мебель, и письменный стол с альбомами, и двуспальная кровать, и множество зеркал на всех стенах.

Петра Ивановича сопровождала толстая разряженная женщина, чрезвычайно антипатичного вида, оказавшаяся действительно хозяйкой.

Запирая двери, он что-то шепнул Знаменской, на что портниха успокоительно промолвила:

— Не беспокойтесь, — человек надежный, я ихней жене туалеты шила.

Она вкратце рассказала суть дела, я со своей стороны сделал несколько «гастрономических» добавлений, после чего началась торговля. Наконец мы сговорились и хлопнули по рукам, причем я добавил, что буду крайне разборчив и требователен, быть может, забракую дюжину кандидаток, прежде чем остановлю свой выбор.

— Известное дело! — сказал он мне. — За такие деньги можно и покуражиться!

В ближайшие дни он обещал показать мне первый номер, а пока усиленно просил ознакомиться с его «салоном». Я, зевнув, сказал:

— Ну так и быть! Приготовьте там несколько бутылок вина и, что ли, каких-нибудь фруктов.

Петр Иванович, почуяв наживу, мгновенно кинулся распоряжаться.

Ознакомиться с «салоном» я считал необходимым, надеясь почерпнуть какие-либо сведения по делу. Выкурив папироску-другую и наслушавшись от хозяйки разных похвал своему «питомнику», я вышел из комнаты, пересек прихожую и вошел в гостиную.

Просторная комната со стульями и диванами,