– Да, дорогонько они тебе обошлись, эти голубенькие!
То был Ренар. Он ждал Мима под дверью кабинета. Его вид так растрогал девушку, что у нее даже слезы выступили на глазах.
– Я мерзко себя вел, – добавил он, смущенно усмехнувшись. – Ты уж прости меня, малыш!
И Офелия благодарно кивнула ему, что означало: «Прощаю от всего сердца».
Нигилистка
Несмотря на поздний час, в подвальном помещении, где жили слуги, двери комнат непрестанно открывались и закрывались. Газовые рожки освещали коридор всю ночь. Некоторые слуги уходили на службу, другие возвращались, чтобы поспать, и все они, налетая друг на друга в коридоре, даже не думали извиняться. Кое-кто, сидя за чашкой кофе, мог перемолвиться словцом с соседом, но большинство высокомерно игнорировало окружающих.
Дальний конец Банной улицы заволокло облаком горячего пара. Лакеи стояли в очереди, с полотенцами на плече, у двери в общую душевую. Этим людям, в силу их профессии, строго возбранялось «пахнуть». Журчание воды в душевой, обрывки песен и перебранки сливались в шумную какофонию, разносившуюся по всему этажу.
По другую сторону от душевой, в комнате № 6 на Банной улице, дверь была заперта изнутри двойным поворотом ключа, и тетушка Розелина возмущенно причитала:
– Черт бы подрал этот шум, как ты можешь здесь спать?!
– Дело привычки, – прошептала Офелия.
– Неужели у вас всегда такой бедлам?
– Всегда.
– Нет, молодой даме из приличной семьи тут не место! И вообще, эта комната просто ужасна! Ты только посмотри, какие заплесневелые, сырые стены, – ничего удивительного, что ты вечно простужена!.. А почему ты морщишься, здесь больно?
Розелина легонько нажала на бок Офелии, и девушка кивнула, сжав зубы. Она лежала на кровати, без ливреи, подняв рубашку, а длинные нервные руки тетки ощупывали ее ребра.
– Наверняка трещина. Тебе нужно отдыхать, избегать резких движений и, главное, не поднимать ничего тяжелого по крайней мере три недели…
– Но Беренильда…
– Она уже доказала, что не способна защитить тебя. Ты обязана своим спасением только благородству этой архитекторши.
Офелия хотела было возразить, но смолчала. Ее жизнь была спасена не благородством, а ложью Хильдегард. И девушка была уже не настолько наивна, чтобы надеяться на бескорыстие старухи: наверняка та чего-нибудь потребует от нее взамен.
– И вообще, хватит с тебя этих игр в лакеи! – проворчала Розелина. – Вся эта история слишком далеко зашла. При такой жизни ты умрешь раньше, чем выйдешь замуж за своего дикаря-жениха.
– Не надо так громко, – шепнула Офелия, показав глазами на дверь.
Тетка обиженно поджала губы, смочила салфетку в тазике с холодной водой и стерла засохшую кровь на лопнувшей губе Офелии, на ее расцарапанном лбу и в спутанных волосах. Они обе надолго замолчали, и комнату заполонил гомон Банной улицы.
Лежа на спине и не надевая очков, чтобы дать отдых глазам, Офелия предавалась горьким мыслям, сменившим недавнее облегчение. Да, она осталась жива, но как мерзко было чувствовать, что ее предали, что теперь уже никому нельзя довериться…
Она взглянула на худую, смутно видимую фигуру тетки, которая осторожно обрабатывала ее раны. Если бы Розелина узнала хоть малую часть того, что произошло сперва в часовне, а потом в темнице, она просто заболела бы от переживаний. Офелия не могла рассказать ей об этом – тетка была вполне способна наделать глупостей и подвергнуть себя опасности.
– Тетя…
– Что?
Офелии очень хотелось сказать ей, как она счастлива, что Розелина тут, рядом, и как она боится за нее, но слова застревали у нее в горле. Почему, ну почему ей никогда не удавалось заговорить вслух о таких вещах?! Вместо этого она прошептала:
– Никогда не выдавайте свои чувства посторонним. Сдерживайте гнев, старайтесь быть незаметной, рассчитывайте только на себя.
Тетушка Розелина так высоко подняла брови, что ее лоб, под туго затянутыми в пучок волосами, стал совсем узеньким.
Она медленно выжала мокрую салфетку и повесила ее на край тазика.
– Видеть повсюду одних врагов, – сказала она мрачно, – да разве так можно жить?
– К сожалению, придется, тетя. Постарайтесь как-нибудь продержаться до свадьбы.
– Да я не о себе говорю, дурочка! Мне кажется, это тебе предстоит остаться здесь до конца дней.
У Офелии все сжалось внутри. Она ведь поклялась себе быть стойкой. Девушка отвернулась к стене, и это простое движение отдалось болью во всем ее теле.
– Мне нужно как следует подумать, – прошептала она. – Честно говоря, мне все видится в ложном свете.
– В таком случае начни вот с этого!
И тетушка Розелина с хитроватой усмешкой нацепила ей на нос очки. Тесная сырая каморка сразу вернула себе четкие очертания и знакомый беспорядок. Старые газеты, украденные у хозяев, чашка с кофе, коробка печенья, корзина с чистыми глажеными рубашками – Ренар навещал Мима в каждую свободную минуту и никогда не приходил с пустыми руками. Офелия вдруг устыдилась: с чего это она так оплакивает судьбу? Ренар помог ей в первый же день ее приезда в Лунный Свет, посвятил во все хитросплетения здешней жизни, дал множество полезных советов и даже встретил по выходе из темницы. Конечно, он был не совсем бескорыстен, но зато никогда не пытался навредить ей, а Офелия теперь начала ценить это редкое качество.
– Вы правы, тетя, – прошептала она. – Теперь мне многое видится гораздо яснее.
Тетушка Розелина коснулась своей жестковатой, но чуткой рукой густых вьющихся волос племянницы:
– У тебя на голове настоящий колтун… Ну-ка, сядь, я попробую распутать твои кудри.
Но едва она провела гребнем по волосам Офелии, как над кроватью зазвенел колокольчик с надписью «Музыкальный салон».
– О господи, твоя хозяйка и ее распроклятая опера! – вздохнула тетушка Розелина. – Что бы она там ни говорила, она просто одержима этим спектаклем. Лежи, отдыхай, я сама займусь ее партитурой.
Тетушка ушла, а Офелия решила встать и одеться. Слишком долго оставаться со своим настоящим лицом было опасно. Облачение в ливрею потребовало долгих осторожных манипуляций, но ее усилия оказались не напрасны. Едва она справилась с пуговицами, как раздался стук в дверь.
Первое, что она увидела, отперев ее, был огромный патефон. Она удивилась еще больше, когда обнаружила, что его тащит Гаэль.
– Похоже, ты тут приходишь в себя, – пробурчала она. – Я к тебе вот с этой музыкой. Войти-то можно?
Офелия подозревала, что рано или поздно жизнь сведет ее с Гаэль, но не ожидала, что это произойдет так скоро. Гостья с трудом удерживала патефон, и ее бровь над моноклем перекосилась от напряжения. Сегодня на ней были простая блузка и куртка. Все лакеи, выходившие из душевой и туалетов, восхищенно свистели ей вслед. Грубые мешковатые комбинезоны скрывали фигуру Гаэль, а оказалось, что она у нее очень даже соблазнительна.
Офелия знаком пригласила гостью войти и заперла дверь на ключ. Гаэль, не теряя времени, водрузила патефон на столик, осторожно вынула пластинку из сумки, висевшей у нее на плече, положила ее на диск и стала накручивать ручку. Оглушительные фанфары загремели на всю комнату.
– Здесь у стен есть уши, – вполголоса пояснила Гаэль. – А так мы сможем поговорить свободно…
Она бесцеремонно плюхнулась на кровать, словно у себя дома, и добавила с насмешливой улыбкой:
– …Как женщина с женщиной.
Офелия испустила покорный вздох и медленно, чтобы не разбередить боль в ребре, села на табурет. Она уже поняла, что Гаэль ее разоблачила.
– Да ты не робей, – сказала та, улыбнувшись еще шире. – Держу пари, что ты и разговариваешь не хуже меня.
– С каких пор вам это известно? – спросила Офелия.
– Да с первой
