– Делайте со своим сердцем все, что хотите, детка. Я жду от вас только одного – чтобы вы исполнили свой долг и не опозорили нас.
«Нет, она меня не наказывает, – поняла Офелия, – она хочет меня приручить. Моя независимость – вот что ее тревожит!»
В этот миг по замку разнесся звонок – приехал какой-то гость. Кем бы он ни был, Офелия мысленно благословила его за своевременное появление.
Беренильда позвонила в колокольчик, стоявший на журнальном столике.
Вошедшая служанка присела в реверансе:
– Что угодно, мадам?
– Где госпожа Розелина?
– В читальном салоне, мадам. Ее очень интересует ваша коллекция марок.
Офелия мысленно усмехнулась: пока в этом доме будет хоть какая-нибудь бумага, тетушка Розелина найдет себе занятие.
– Проследите, чтобы она не выходила оттуда, пока я принимаю гостей, – распорядилась Беренильда.
– Слушаюсь, мадам.
– И проводи эту крошку в ее комнату, – добавила она, указав на Офелию.
– Слушаюсь, мадам.
И Офелию, как нашалившего ребенка, надежно заперли в спальне. Этот ритуал неизменно повторялся всякий раз, как в замок приезжали гости.
Девушка играла со своим шарфом, который радостно извивался на полу, как вдруг кудахтанье служанок в коридоре заставило ее насторожиться.
– Это господин Арчибальд!
– Да ну? И ты его видела своими глазами?
– А то! Он даже отдал мне перчатки и цилиндр!
– Ой, ну почему мне никогда так не везет?!
Офелия приложила ухо к замочной скважине, но торопливые шаги уже затихли вдали. Неужели это тот самый Арчибальд из Летнего сада? Девушка задумчиво намотала на палец прядь волос. А что, если он расскажет хозяйке о своей встрече с маленькой уроженкой Анимы на празднике Миражей?!
«Беренильда сотрет меня в порошок, – сказала себе Офелия. – А если я выживу, Торн никогда больше не станет отвечать на мои вопросы. Господи, в какую же передрягу я попала!»
И она нервно заходила взад-вперед по комнате, не в силах справиться с паникой и тревожно гадая, что же сейчас происходит в гостиной. После ее эскапады атмосфера в доме стала невыносимой, и ей вовсе не хотелось вконец испортить отношения с семьей жениха.
Не выдержав, она забарабанила в дверь спальни.
– Что угодно, мадемуазель?
Офелия облегченно вздохнула: дверь отперла ее горничная Писташ, совсем юная, почти девочка. Она была единственной из всех слуг, кто позволял себе некоторую вольность в отношениях с Офелией, когда рядом не оказывалось хозяев.
– У меня в комнате холодновато, – сокрушенно сказала Офелия. – Нельзя ли развести огонь?
– Конечно, мадемуазель!
Писташ вошла, заперла за собой дверь и отодвинула каминную решетку.
– Мне показалось, что у госпожи Беренильды важный гость? – вполголоса спросила Офелия.
Писташ положила дрова в камин и, оглянувшись, возбужденно взглянула на девушку.
– Еще какой важный! – воскликнула она. – Господин посол собственной персоной! Госпожа так удивилась, прямо остолбенела!
Акцент этой простоватой девчонки, только недавно привезенной из глухой провинции, мешал Офелии понимать ее, но главное она уловила. В замок приехал тот самый Арчибальд, с которым она познакомилась во время своей самовольной отлучки.
Она присела на корточки рядом с Писташ, перед огнем, распространявшим по комнате приятный запах смолы.
– Скажите, а я не могла бы присутствовать при беседе госпожи Беренильды с послом? Незаметно для них, конечно.
Писташ наморщила лоб: она тоже почти не понимала акцент Офелии. Но когда та повторила свой вопрос медленнее, горничная так побледнела, что веснушки запылали у нее на лице, будто огни фейерверка.
– Ой, да как же это! Коли госпожа Беренильда узнает, что я вас выпустила без ее соизволения, она меня со свету сживет! Я-то вас жалею, я ведь вижу, как вы тут со скуки помираете, одна-одинешенька. И потом, вы со мной вон как хорошо обходитесь: говорите «вы», слушаете, когда я чего рассказываю… Но вы уж войдите в мое положение… Не могу я… не могу, и все тут!
Офелия прекрасно ее понимала: Беренильда требовала от слуг беспрекословного повиновения. Если бы кто-нибудь из них предал ее, они все, без сомнения, были бы повешены.
– Да мне только и нужно, что зеркальце, – попросила она.
Горничная затрясла головой:
– Не могу, никак не могу! Хозяйка запретила вам…
– Да, она запретила большие зеркала. Но не карманные. Поймите, я же не пройду через карманное зеркальце, правда?
Писташ тотчас вскочила и оправила белый фартучек.
– И верно! Ждите, сейчас принесу!
Через несколько минут Писташ вернулась, держа прелестное карманное зеркальце в серебряной оправе, украшенной жемчугом, – настоящее произведение искусства. Офелия осторожно взяла его и села на кровать.
– Как по-вашему, где госпожа Беренильда принимает посла?
Писташ непринужденно засунула кулачки в карманы передника, чего никогда не позволила бы себе в присутствии хозяев.
– Важных гостей завсегда водят в Красную гостиную.
Офелия вызвала в воображении эту комнату, названную так по цвету своих великолепных экзотических ковров. Там было две зеркальных поверхности – зеркало над камином и застекленная задняя стенка шкафчика с серебром. Вот она-то и была идеальным тайником.
– Простите за смелость, а на что вам зеркальце? – с любопытством спросила Писташ.
Офелия улыбнулась ей и приложила палец к губам.
– Пусть это останется между нами, хорошо? Я на вас полагаюсь.
Под изумленным взглядом горничной, Офелия приложила зеркальце к уху, будто телефонную трубку. Через несколько минут ухо возникло на другом конце замка, в Красной гостиной, вынырнув из зеркальной стенки. И Офелия тотчас услышала насмешливый голос Арчибальда, который слегка приглушала дверца шкафчика.
– …Нелепая госпожа Серафина, которая так любит окружать себя смазливыми юношами. Вечер у нее был изысканно декадентским, но не хватало вашего блестящего остроумия! Мы сожалели о том, что вас нет с нами.
Арчибальд умолк. Раздался нежный звон хрустальных бокалов.
Потом зазвучал голос Беренильды. Увы, она говорила слишком тихо, и Офелия не могла разобрать слова, даже заткнув второе ухо.
А Писташ, стоявшая рядом с девушкой, пришла в полное изумление:
– Да неужто вы слышите все, что там говорится?! Вот так чудеса!
Офелия знаком велела ей замолчать – на том «конце провода» заговорил Арчибальд:
– Мне все известно, и именно этим объясняется мой сегодняшний визит. Газеты описали ваше состояние в таких мрачных красках, что мы уже сочли вас умирающей! И монсеньор Фарук, которому вообще-то несвойственно заботиться о чем-то, кроме своих развлечений, выказал тревогу по этому поводу.
Тишина. Вероятно, ему отвечала Беренильда.
– Да, я знаю, что наши писаки всегда преувеличивают, – раздался голос Арчибальда, – особенно когда их пером водит зависть. Однако я вынужден говорить с вами откровенно. Вы не очень молоды, и беременность в вашем возрасте может окончиться как угодно. Сейчас, Беренильда, вы особенно уязвимы. Ваш дом, каким бы комфортабельным он ни был, все-таки не крепость, да и слуг нынче подкупить нетрудно. Я уж не говорю о ядах, которые продаются на каждом шагу!
На сей раз Офелия расслышала в ответе Беренильды слова «благодарю, но…» и «племянник».
– Торн не может охранять вас днем и ночью, – с мягким упреком возразил Арчибальд. – Кроме того, я защищаю не только ваши личные интересы. Интендантство должно вновь открыть свои двери. В судах накопилось слишком много нерешенных дел, провинциальная полиция распустилась донельзя, почта работает безобразно, органы контроля перестали выполнять свои обязанности, и все воруют у всех. Как раз вчера Совет министров обсуждал и осуждал подобные нарушения.
Вероятно, Беренильда, раздраженная до крайности, заговорила громче. Теперь ее голос отчетливо слышался в глубине шкафчика с серебром:
– Ну так передайте эти функции кому-нибудь другому! Мой племянник не может единолично управлять всеми делами Небограда.
– Мы уже говорили об этом, Беренильда.
– Так
