Утром во вторник, когда я находился в центре Филадельфии, неожиданно раздался телефонный звонок.

– Не могли бы вы поговорить с доктором таким-то? – спросила сотрудница пансиона.

Это был очередной ветеринар, чье имя я слышал впервые. Через несколько секунд меня соединили с доктором.

– У нас проблемы с Марли, – сказала врач. Мое сердце сжалось.

– Проблемы? – переспросил я.

Ветеринар сказала, что в желудок Марли, помимо еды и воды, попал воздух, и в результате возникло растяжение и заворот желудка. Поскольку ни газы, ни другое содержимое не могли выйти оттуда, его живот раздулся до состояния, опасного для жизни. Это называется гастроэктазия. Почти во всех случаях требуется хирургическое вмешательство, сказала она, и, если не сделать операцию в течение нескольких часов, пес может умереть.

Она также сообщила, что вставила ему зонд, выпустила большую часть скопившихся газов, и вздутие сократилось. А потом, передвигая зонд в его желудке, она облегчила состояние Марли, поэтому теперь ему дали снотворное, и он безмятежно спит.

– Это ведь хорошо, правда? – осторожно спросил я.

– Это временное улучшение, – ответила врач. – Мы вывели его из критического состояния, но когда желудок у собаки так перекручивается, почти с полной уверенностью можно говорить, что рано или поздно это повторится.

– Насколько полной? – уточнил я.

– Я бы сказала, что шансы на отсутствие рецидива равны одному проценту, – сказала она.

Один процент? Ради бога, его шансы поступить в Гарвард и то выше!

– Один процент? Всего?

– Мне жаль, – сочувственно произнесла она. – Он в крайне тяжелом состоянии.

Если у него снова произойдет заворот желудка, а она сказала об этом как о факте, не подлежащем сомнению, есть два выхода. Первый – решиться на операцию. Врач сказала, что придется сделать разрез и с помощью шва прикрепить желудок к стенке полости, чтобы предотвратить рецидив.

– Операция обойдется вам приблизительно в 2000 долларов. – Я поперхнулся при этих словах. – И должна предупредить: это серьезное хирургическое вмешательство, которое собака преклонного возраста может не перенести. Восстановительный процесс будет долгим и тяжелым. Иногда такие старые собаки, как Марли, не выживают, – объяснила она. – Если бы ему было четыре-пять лет, то сказала бы, что операция в любом случае необходима, – добавила ветеринар. – Но, учитывая его возраст, вам лучше еще раз спросить себя: хотите ли вы подвергать пса такому риску.

– Не хотел бы, если можно ему помочь иначе, – сказал я. – Какой второй вариант?

– Второй вариант, – отозвалась она, немного поколебавшись, – усыпить.

– Ох, – только и смог вымолвить я.

Я с трудом переваривал информацию. Еще пять минут назад разгуливал по городу, думая, что Марли спокойно отдыхает в собачьем пансионе. А теперь должен решить, жить собаке или умереть. Прежде я не слышал об этом заболевании. Только потом узнал, что оно распространено у многих пород собак с широкой грудной клеткой, внешне напоминающих лабрадора. Собаки, которые в несколько глотков сметали с мисок всю порцию, как Марли, тоже оказывались в группе риска. Некоторые хозяева считали, что вздутие живота у их питомцев происходит из-за стресса, вызванного пребыванием в пансионе, но позже я поговорил с профессором ветеринарной медицины, и он сказал, что его исследования не установили прямой взаимосвязи стресса и заворота желудка. Однако ветеринар, говорившая со мной по телефону, признала: возбуждение Марли из-за присутствия других собак могло усугубить его состояние. Он по-прежнему съедал свой корм, сильно пыхтел и обильно сдабривал все слюной. Врач сказала, что он действительно мог наглотаться воздуха и слюны, и его желудок начал расширяться, а там недалеко и до заворота.

– А мы можем оставить все как есть и подождать? – спросил я. – Может, заворота не будет?

– Именно этим мы сейчас и занимаемся – ждем и наблюдаем за его состоянием, – сказала ветеринар. Она повторила про его шансы в один процент и добавила: – Если произойдет заворот, вы должны быстро принять решение. Мы не можем заставлять его страдать.

– Мне нужно поговорить с женой, – произнес я. – Я вам перезвоню.

Во время телефонного разговора с Дженни она вместе с детьми находилась на прогулочном катере. Я слышал шум работающих двигателей и голос гида, который разносился по громкоговорителю. Слышимость была отвратительная, а связь постоянно прерывалась. Я кричал, пытаясь рассказать жене, с каким выбором мы столкнулись. Но она улавливала только обрывки фраз: Марли… критическое состояние… желудок… операция… усыпить.

А потом на другом конце повисла тишина.

– Алло! – крикнул я. – Ты еще на связи?

– Я здесь, – сказала Дженни и снова умолкла. Мы оба знали, что этот день придет, просто не думали, что он наступит именно сегодня, когда ее и детей нет в городе и они даже не смогут попрощаться, а я находился в служебной командировке в полутора часах езды от дома.

К концу разговора, состоящего из криков и многозначительных пауз, мы решили, что время у нас еще есть. Ветеринар была права. Марли слишком слаб. Подвергнуть его болезненной операции ради того, чтобы оттянуть неизбежное, было бы жестоко. Конечно, высокую стоимость операции мы тоже не могли сбросить со счетов. Казалось, аморально, почти безнравственно тратить столько денег на старую собаку, приблизившуюся к финалу своего жизненного пути, в то время как множество бродячих собак усыпляют каждый день, а многие дети не получают достойную медицинскую помощь из-за отсутствия средств. Если время Марли пришло, значит, так тому и быть, и теперь мы должны дать ему уйти достойно и без страданий. Мы оба знали, что это решение правильное, но ни один из нас не был готов расстаться с Марли.

Я позвонил ветеринару и сообщил ей о нашем решении.

– Его зубы сгнили, он оглох, а его лапы настолько ослаблены, что он с трудом преодолевает две ступеньки крыльца, – рассказывал я ей, словно ей требовалось подтверждение. – У него проблемы с выбором места для стула.

Ветеринар, которую звали доктор Хопкинсон, согласилась со мной.

– Думаю, его час настал, – сказала она.

– Наверное, – ответил я.

Однако я не хотел, чтобы она усыпила его, не созвонившись прежде со мной. Я хотел находиться рядом с ним, если это возможно.

– И я все еще надеюсь на чудо с вероятностью в один процент, – добавил я.

– Давайте созвонимся через час, – предложила она.

Через час голос доктора Хопкинсон звучал чуть более оптимистично. Марли все еще держался, правда, ему внутривенно ввели физраствор. Она подняла его шансы до пяти процентов.

– Не хочу слишком обнадеживать вас, – сказала мне доктор Хопкинсон. – Он очень слаб.

На следующее утро голос врача звучал уже увереннее.

– Ночь прошла спокойно, – сообщила она.

Когда я перезвонил в полдень, врач уже убрала капельницу и накормила Марли рисом с мясом.

– Он совсем изголодался, – сообщила она. Во время следующего звонка он уже мог стоять.

– Хорошие новости! – поделилась доктор. – Один из наших санитаров только что вывел Марли погулять, и