Я тоже подхватил звездную болезнь. И представлялся как Хозяин собаки Марли, и бросался фразами типа: «Надеемся, что в следующем фильме ему достанется роль лающего пса».
Как-то раз во время перерыва между съемками я направился в вестибюль отеля, чтобы позвонить из автомата. В нескольких метрах от меня Марли, который был без поводка, обнюхивал мебель. Консьерж, по ошибке приняв мою кинозвезду за бездомного пса, попытался выгнать его из холла. «А ну-ка пошел вон! Фу!» – пугал он.
– Эй, – заступился я, прикрыв ладонью телефонную трубку и смерив консьержа испепеляющим взглядом. – Вы вообще представляете, с кем говорите?
Мы провели на съемках четыре полных дня, и, когда нам сказали, что все эпизоды с участием Марли уже отсняты и его услуги больше не потребуются, я и Дженни воспринимали себя сотрудниками компании Shooting Gallery. Единственными, кто не получил за съемки денег, но все же сотрудниками. «Мы любим вас, ребята! – крикнула Дженни всем, кто мог услышать, пока мы загоняли Марли в машину. – Ждем не дождемся выхода фильма!»
Ждать пришлось довольно долго. Один из продюсеров попросил нас перезвонить им через восемь месяцев. Они обещали отправить нам копию фильма до премьеры. Но когда я позвонил, секретарь попросила подождать, а через несколько минут сообщила: «Попробуйте перезвонить через пару месяцев». Я ждал и пробовал, ждал и пробовал, но меня неизменно просили перезвонить позже. Я стал ощущать себя настырным преследователем и легко представлял, как секретарша в приемной, прикрывая трубку рукой, шепчет Госсу, сидящему рядом за монтажным столом: «Это опять тот чокнутый парень с собакой. Что ему сказать на этот раз?»
В конце концов я перестал названивать, смирившись с тем, что никогда не увижу «Последнюю пробежку на базу», придя к выводу, что никто ее не увидит, а проект забросили, положив на полку в монтажной, поскольку из каждой сцены нужно было вырезать проклятую собаку. Лишь спустя два года у меня появилась возможность оценить актерские способности Марли.
Однажды я зашел в видеопрокат и неожиданно для самого себя спросил о фильме «Последняя пробежка на базу». Оказалось, эта лента есть в прокате. И по счастливой случайности кассета была в наличии.
Чуть позже я узнал всю грустную правду. Компания Shooting Gallery не смогла найти общенационального дистрибьютора для проката картины, и у нее не оставалось иного выбора, как передать дебютную картину Марли непосредственно в видеопрокат. Таким образом, судьба фильма оказалась незавидной. Но мне было все равно. Я помчался домой и крикнул Дженни и детям, чтобы все быстро собрались у видео. Марли мелькал на экране не больше пары минут, но, надо сказать, это были самые лучшие сцены. Мы смеялись! Мы плакали! Мы веселились!
– Пиятиль, это ты! – кричал Конор.
– Мы знамениты! – вторил ему Патрик.
Но Марли, который никогда не претендовал на что-то особенное, это не впечатлило. Он зевнул и утроился под журнальным столиком. К тому времени, как пошли титры, он уже впал в глубокий сон. Мы же с замиранием сердца следили за мелькавшими на экране именами актеров. На минуту мне подумалось, что наша собака не будет упомянута. Но вот на экране появилась надпись большими буквами: «Пес Марли… в роли себя самого».
Глава 17
В стране Бокахонтас
Через месяц после окончания съемок фильма мы попрощались с Вест-Палм-Бич. В пределах квартала от нашего дома произошло еще два убийства. На самом деле даже не эти происшествия, а поднятая шумиха вокруг этих событий вынудила нас принять решение покинуть наш маленький домик на Черчилль-роуд. Большую часть наших вещей составляли детские игрушки. Башни из коробок высились до потолка, и наш дом стал напоминать склад игрушечной фабрики. К тому времени Марли весил 44 килограмма, и он просто не мог повернуться, чтобы не опрокинуть чего-нибудь. В доме было две спальни, и мы наивно полагали, что мальчики прекрасно уживутся в одной комнате. Однако когда они начали будить друг друга, удваивая наши ночные хлопоты, мы переместили Конора в узкий коридорчик, соединяющий кухню с гаражом. Вообще-то официально это место считалось моим «кабинетом», где я играл на гитаре и планировал семейный бюджет. Однако никого из тех, кому довелось наблюдать эту картину, это не умиляло, ведь по существу мы поселили нашего ребенка в коридоре. Звучит ужасно. Коридор, кстати, располагался возле гаража, который, в свою очередь, скорее служил собачьей конурой. И что же это за родители, если они поместили своего ребенка в собачью конуру? В коридорах, как правило, были сквозняки, грязь, уличная обувь, аллергены, насекомые. Вдобавок здесь мы оставляли миски с водой и едой для собаки даже после того, как там поселился Конор, и не потому, что так было удобно, а из-за сложившейся у Марли привычки.
Наша детская-коридор напоминала жилища героев Диккенса, но на самом деле была не так уж плоха, даже по-своему очаровательна. Изначально здесь был наружный проход между домом и гаражом, но несколько лет назад прежние владельцы соорудили навес. Перед тем как оборудовать здесь детскую, я заменил старые износившиеся рамы на современные, плотно подогнанные окна. А также сменил шторы и заново покрасил стены. Дженни постелила на пол мягкие коврики, повесила веселые рисунки, а с потолка теперь свешивались затейливые вертушки. Но как это выглядело со стороны? Наш сын спал в коридоре, и пес полностью распоряжался спальней хозяина.
Кроме того, Дженни стала работать на полставки из дому, пытаясь совместить карьеру и воспитание детей. Для нас определенно имело смысл перебраться поближе к моему месту работы. И мы решили переехать.
Жизнь полна сюрпризов, и вот один из них: после нескольких месяцев поиска нового места мы остановили свой выбор на доме в том городке Южной Флориды, над которым я обыкновенно открыто глумился. Это был Бока Ратон, что в переводе с испанского дословно означает «Рот крысы». И, признаться, ротик был что надо!
Бока Ратон являл собой респектабельный республиканский район, который преимущественно населяли недавние обитатели Нью-Джерси и Нью-Йорка. Все они обогатились сравнительно недавно и понятия не имели, как распорядиться большими суммами, не выставив себя на посмешище. Бока Ратон был миром роскошных седанов и красных спортивных машин, а у стоявших за высокими оградами покрытых розовой штукатуркой особняков дежурили охранники. Местные мужчины предпочитали носить льняные брюки и итальянские мокасины, которые надевали без носков, и тратили уйму денег на якобы важные звонки друг другу по мобильным телефонам. А дамы
