— Вполне может быть, что и излучение, — нервно прикасаясь пальцами к вискам, согласился Тим. — Покалывание характерное такое ощущается, настырное и упорное. И злая мошкара — вместе с шумными слепнями и оводами — куда-то пропала. Навевает, однако… Что же, ничего странного. Нынешние спецслужбы (самых разных стран-государств), они ужасно-продвинутые. Везде и всюду используют всякую и разную научную хрень. Хвалёные нанотехнологии, к примеру… Причём здесь — спецслужбы? Охраняют, например, чью-то частную собственность, про которую нам с самого утра настойчиво талдычил норвежский очкастый ухарь… Значит, родимая слезинка, не пойдёшь к тайному домику?
— Гав.
— Ну, нет, так нет. Бывает. Чего уж там… А я, пожалуй, попробую. Негоже оно — так сразу отступать. Только надо предварительно подготовиться, используя очередную хитрую технологию дяди Артёма… Ох, уж, это российское ГРУ[5]! Такое впечатление, что у сотрудников этой легендарной спецслужбы на все случаи жизни припасены всякие и разные изощрённые штуковины. И мало того, что изощрённые, так ещё эффективные и действенные. Ладно, брателло лохматое, отойди-ка в сторонку и не отсвечивай…
Тим, предварительно высморкавшись в клетчатый платок, сбросил с плеч рюкзак, пристроил рядом с ним винчестер (видеокамеру оставил при себе), после чего уселся на ближайший полукруглый валун. Уселся и, максимально прогнув спину в пояснице (даже позвонки слегка хрустнули), расправил плечи, вскинул голову вверх и крепко зажмурил глаза. А через пять-шесть минут, когда были мысленно произнесены нужные слова (молитва — не молитва, так, набор звучных и гортанных фраз на неизвестном языке), он крепко обхватил ладонями колени, безымянными пальцами нащупал нужные контактные точки и, ритмично надавливая на них, начал специализированный массаж, заново мысленно повторяя всё тот же странный набор звучных и гортанных фраз…
«Грушная» хитрая процедура, как и ожидалось, сработала: все неприятные ощущения сгладились и притупились, время потекло медленно и плавно. Более того, стало однозначно и откровенно наплевать на всё и вся. В том числе и на ярко-выраженную тревогу (вместе с ощущением чужеродной опасности), которой так уверенно веяло с севера.
Он, открыв глаза, резко поднялся на ноги и размеренно зашагал по пышным мхам, разлапистым лишайникам и зелёной траве островной тундры.
— Гав, — напомнил Клык.
— А ты у меня на что? — не оборачиваясь и не сбавляя шага, откликнулся Тим. — Сиди и охраняй. И рюкзак, и винчестер. Я по-быстрому. Типа — туда и обратно. Как легендарный Бильбо Бэггинс. Не скучай…
Он упруго шагал вдоль тёмно-синего ледяного поля и несуетливо рассуждал про себя: — «Итак, Синяя долина. Интересное такое местечко. Не из простых будет. Кто бы, собственно, спорил… В том плане, что весьма и весьма любопытное. Раньше, очень много тысяч лет тому назад, по этой узкой и извилистой долине протекала-змеилась Синяя река. Самая настоящая река. Без дураков. Широкая, быстрая, рыбная и полноводная. А потом — с течением коварного Времени — она стала „ледяной“. Бывает, конечно. Мол, очередное планетарное похолодание, ни у кого разрешения не спросив, припёрлось… Это в том глубинном смысле, что на Шпицбергене „реками“ называют не только — собственно — реки, но и местные ледники. Медленно двигается-шевелится такой ледник по узкой горной долине-лощине, практически — течёт. Морозной зимой может остановиться и, вовсе, беззаботно „уснуть“. Весной снова — „проснуться“. А летом опять плавно потечь вперёд — со скоростью в несколько метров в сутки. Вот, такие „ледяные черепахи“ и ползают по здешним суровым островам… Понятное дело, что летом, когда лёд на скалах начинает активно таять, то по ледяной поверхности и потоки настоящей воды устремляются к морю. Только и здешняя талая вода очень лениво стекает вдоль тел островных ледников — совершенно бесшумно, без всяческого хрустального звона и иных приятных для уха человеческого звуков. Очень уж они молчаливые — эти „ледяные реки“ Шпицбергена… Итак, Синяя ледяная река „течёт“ через весь мыс Верпегенхукен и обрывается в море на его северной оконечности. Хорошо, пусть обрывается. Не вопрос. Но рядом с этим местом, как раз, и располагается странный малиново-красный домик, о существовании которого я до сих пор ничего не знал. Ну, совершенно ничего. Бывает… Ага, правый склон долины — достаточно скалист. Более того, в нём, оказывается, наличествуют многочисленные карстовые пещеры. Подземные грунтовые воды, как я понимаю, растворили — за долгие века и даже тысячелетия — горные породы, содержавшие гипс, вот, они и образовались — всякие уродливо-глубокие выемки и ниши. Раз, два, три, четыре…, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…, двадцать, двадцать один. Всего — двадцать две карстовых пещеры. Причём, крайние из них расположены совсем недалеко от подозрительного красно-малинового строения, метрах, наверное, в трёхстах с небольшим хвостиком. Ну-ну, баранки ярмарочные гну. Навевает…».
Тим, неторопливо обойдя вокруг домика несколько раз, негромко резюмировал:
— Хрен навороченный, закрученный и однозначно-эксклюзивный. Вернее, полная и окончательная хренотень… В том глубинном смысле, что данная двухэтажная избушка (с площадью одного этажа на уровне семидесяти-восьмидесяти метров квадратных), ощущается…э-э-э, откровенно-нездешней и на сто процентов чужой. Во-первых, формы, размеры и пропорции. Непривычные они, блин горелый, для моего глаза. Не могу, извините, точнее объяснить. Непривычные, и всё тут… Во-вторых, этот красно-малиновый цвет стен. Никогда, честное слово, не сталкивался с таким. Тоже, гадом буду, непривычный и нездешний… В-третьих, рядом с домом, с южной стороны, расположена идеально-круглая и гладкая площадка — примерно двенадцать с половиной метров в диаметре. Очень уж, зараза, напоминает классическую посадочную площадку для вертолётов… Из какого материала она сделана? Хрен его маму знает. То ли из жёлто-кремового пористого льда. То ли из очень холодного неизвестного камня… В-четвёртых, окна домика застеклены странным тёмно-серым непрозрачным стеклом, через которое ничего не видно. Ну, в плане внутренней обстановки хижины. Не исключаю, впрочем, что изнутри ситуация насквозь обратная, то бишь, стёклышки прозрачные-прозрачные. Одностороннее преломление света, так сказать. Физика голимая. Бывает, конечно… В пятых, входная дверь — прямоугольная, благородного тёмно-янтарного цвета, гладкая, без каких-либо ручек и видимых замков-запоров. Но — при этом — плотно закрытая. Скорее всего, закрытая, так как без ручек в этом не убедиться… Стоп-стоп. Рядом с дверью, на красно-малиновой стене, примерно на высоте метр восемьдесят сантиметров от земной поверхности, имеется… Кнопка? Трудно сказать. Просто маленький (металлический?), кружок более светлого цвета. Вполне возможно, что к этому «входному» кружку надо что-то прикладывать. Ну, для того, чтобы дверка приоткрылась. Например, специальную магнитную карту. Или же… Почему бы и нет? Пожалуй, рискнём…
Несколько раз глубоко вздохнув-выдохнув, он уверенно прикоснулся указательным пальцем правой руки к светло-малиновому кружку.
— Бзынь! — перед глазами нестерпимо полыхнуло белёсо-жёлтым, и Тим почувствовал, что куда-то
