Леонид Николаевич волновался больше всех. Он не отходил от постели Лены, просил всех уйти из комнаты, пробовал говорить с ней то нежно и тихо, то сердито. Но ничего не помогало. Лена лежала, повернувшись к стене. Раз только она приподнялась и сухо проговорила:
— Оставьте! Не все ли вам равно?!
Наконец Леониду Николаевичу пришла в голову мысль. Он смотрел на странное платье, в котором привезли Лену, грязное и порванное, но со следами роскоши, на Лену, вспомнил о подземелье, о глухих слухах, что все более и более волновали и захватывали город. Тогда он отозвал в самую отдаленную комнату обоих Воробьевых и закрыл двери.
— Я понял… все. Странно, мы не знали, что она принадлежала… к этой организации. Другого ничего быть не может. Но надо молчать… теперь надо молчать. Иначе мы ее погубим. Ведь вы знаете, там нашли… порох… и бумаги какие-то.
Марья Константиновна побледнела и без сил упала в кресло. Догадка Леонида Николаевича показалась ей так беспощадно ясной. Ведь Лена всегда была скрытной и увлекающейся.
Лену, наконец, оставили в покое. К вечеру она встала и пила чай со всеми, за круглым столом. Марья Константиновна смотрела на нее боязливо и вопросительно, старый Воробьев сердито пожимал плечами и ворчал. Лена слабо улыбалась, слушая рассказы и новости Леонида Николаевича. Он нарочно шумел, чтобы все было, как всегда.
Совсем рано, не допив чаю, Лена простилась и ушла к себе.
— Я так устала.
На следующий день было то же самое. Лена говорила только необходимое, здоровалась, отвечала, но было ясно, что мысли ее и воспоминания далеки. После обеда она ушла и вернулась к вечеру. Марья Константиновна робко спросила, где она была.
— Там. Мне надо было…
Так тянулись дни. Лена уходила из дому и бродила по городу. Она жадно ловила все, что слышала о подземелье, читала короткие и неясные заметки в газетах, подслушивала в трамваях. Она ходила к той роще, где встретила когда-то Альберта, но стражники остановили ее и не пустили ко входу в пещеру.
То, что так недавно еще казалось Лене милым и родным — грязь, вывески, шум, кривые шляпы и каблуки, — все теперь возмущало и томило ее. Она вспоминала Альберта, его слова и гнев, и думала его мыслями. Она закрывала глаза и видела розовые светлые стены, цветы, огни, и будто опять пила горькое вино, и опять кто-то целовал ее.
7Из окна трамвая Лена узнала вдруг эту наклоненную, седеющую голову и поднятый воротник. Она заметалась и выбежала на площадку. Но трамвай летел и спрыгнуть было нельзя. Лена видела, как седой господин вошел в подъезд невысокого красного дома.
Она бежала по улице, толкая прохожих, и останавливалась, задыхаясь. В подъезде уже никого не было. Лена крикнула швейцара, но не дозвалась его. Может быть, и не было в доме швейцара. Стояли чахлые пыльные растения. Первая дверь — акционерное общество Варт. Нет, надо подняться выше. Лестница была старая, с высокими и тяжелыми ступенями. На порыжелой клеенке висела приколотая кнопкой визитная карточка: «Анна Степановна Пирожкова».
Лена постояла несколько мгновений в раздумьи, потом позвонила. Дверь сейчас же открылась. В маленькой передней, со шкафами и ситцевой занавеской, стоял еще в пальто Альберт.
Лена вскрикнула. Он будто совсем не удивился и наклонился к ней.
— Тише, тише!..
— Вы живы? Боже. Я ведь не знала… ничего.
Альберт опять, как тогда в роще, взял ее за руку. Они вошли в комнату с кривыми и плоскими тюлевыми гардинами.
— Зачем вы пришли сюда? Вы виноваты… Вы напрасно искали меня.
— Как?
Он не оборачиваясь подошел к окну.
— Я вас унес… тогда, помните?.. но я не мог вернуться. Все было кончено. И королева… ее тоже спасли. Это принц Луи. Зачем?.. Я не понимаю.
— А там… все погибло?
Альберт, не отвечая, покачал головой. Из-за стены послышался тонкий и капризный голос.
— Зачем вы ушли? Где вы?
Альберт растерянно поднял руки и исчез за дверьми. Лена слышала его ласковый и уговаривающий голос и чьи-то слезы и вздохи. Она тихо подкралась к двери и заглянула в соседнюю комнату.
На шаткой железной кровати сидела в теплом платке женщина. Прекрасное и бледное лицо ее было заплакано и чуть вспухло. Белокурые волосы сбились и висели на лбу.
Она заметила Лену и порывисто встала.
— Вы ко мне? Вы меня знаете?
Это была бледная королева Мария-Антуанетта.
Альберт бросился к Лене.
— Уйдите! Мари, успокойтесь… Вы мне верите? Мари…
Он почти со злобой толкнул Лену и через несколько секунд вышел к ней.
— Она больна… Она все ждет и плачет. Зачем ее спасли? Только скоро все кончится.
Лена торопливо простилась. Он чуть задержался в дверях.
— Простите. Мне теперь уж все, все равно. Но я должен жить, пока живет… она.
Лена вдруг заметила, что он совсем старый.
Она вернулась домой возбужденная и как-то неестественно веселая. Теперь Лена уже не молчала, но вдруг беспричинно и судорожно смеялась, рассказывала что-то и сердилась. Лишь по ночам иногда, во сне, она плакала и звала. Прибегала Марья Константиновна, будила ее. Лена вскакивала и испуганно оглядывалась.
— Нет, ничего, ничего… Какой шум, какой шум!
Леонид Николаевич решил, что ее надо развлечь. Надо уехать куда-нибудь, надо ходить в театр. Раньше ведь Лена хоть в городе бывала, а теперь она даже и в окно не смотрит, и все худеет и чахнет.
В. Шелговская
ЗЕРКАЛО В ЧЕРНОЙ РАМЕ