— Куда?! — вопросил обладатель сильных рук.

— Т-туда… — от волнения я начала заикаться.

— Ловить? — участливо поинтересовались.

— Топиться, — вздохнула я.

— Тогда вперед.

Совершенно неожиданно руки разжались, и я полетела в воду. В ледяную, дракон ее порази, воду!

Погружение вышло какое-то неожиданное и обидное. Я даже стала ближе к гарему — духовно, разумеется, они плавали чуть в сторонке. А когда я вынырнула на поверхность, отплевываясь и стуча зубами, количество жен в канале поубавилось.

Мне тут же захотелось нырнуть обратно, потому что из воды их вылавливали Кевин и… шеф. Причем Кевин явно радовался шикарной возможности лично завернуть каждую птичку в теплое одеяло, а Ильмир… Ильмир буквально излучал волны ярости. Они меня согревали даже на расстоянии.

Когда последняя — желтенькая — жена была извлечена из канала, я грустно подплыла к бортику в наивной надежде, что раз уж все так сложилось, то и меня заодно вытащат. Но Ильмир сложил руки на груди и с выражением крайней степени неудовольствия поинтересовался:

— Ну и как вы это объясните, леди Леруа?

«Да они дуры!» — чуть не вырвалось у меня. К счастью, я вовремя прикусила язык и икнула.

— Очевидно, мумия Эминхонепа наконец-то нашла самую красивую девушку… — зубы стучали, и фраза вышла какой-то нервной. Но может быть, это сойдет за волнение перед лицом начальства. Я его, признаться, испытывала.

— Рад за нее, — сухо кивнул начальник. — Но как эта самая красивая девушка и еще девятнадцать чуть менее красивых девушек оказались в воде?

«Да они дуры!» — до чего навязчивая мысль-то…

— Мне холодно. — Отвечать на вопрос я не хотела, а вот вылезти из канала очень даже.

— Поздравляю.

Пришлось пойти с козырей:

— Если я заболею, вам придется оплатить мне больничный. Нельзя уволить человека на больничном!

Угроза подействовала, и через минуту я стояла на мостовой, ежась от пронизывающего ветра.

— Прости, крошка, для тебя одеяла не осталось, — хмыкнул Кевин. — На вот, возьми пиджак.

Я с благодарностью закуталась в не слишком теплую, но какую-никакую одежду. Хотя вряд ли этот жест был продиктован сочувствием ко мне. Скорее, Кевин просто жаждал продемонстрировать все свои бицепсы, трицепсы и другие достоинства дрожащим в сторонке птичкам дарийского шейха. Рубашки с длинными рукавами инкуб не признавал.

А Ильмир Сантери, похоже, умел брать в свои руки любую ситуацию. Его слушались, ему подчинялись, и даже сейчас он умудрялся сохранять хладнокровие. Он был одновременно приветлив и ласков с птичками из гарема, многообещающе мрачен со мной и собранным с Кевином, которому давал указания.

Мы стали своего рода развлечением для всего города. Гондольеры вставали в очередь, чтобы урвать шанс прикоснуться к бесплатному цирку и отвезти нас к агентству. Чудо, что журналисты не подоспели, видимо, переполох в музее занял все внимание и сотрудников и посетителей, раз никто не удосужился им сообщить, но шеф все равно старался как можно скорее увезти нас под надежную защиту здания агентства. Если это попадет на страницы газет, предполагаю, уволят не только меня. Думаю, наш офис вообще расформируют.

Зуб на зуб не попадал даже теперь, спустя добрый час с того момента, как меня выловили из канала. Я обнимала огромную чашку с горячим чаем, но все никак не могла согреться. А может, это меня от нервов до сих пор потряхивало. Ведь час расплаты пока не наступил. Ожидать его было страшнее всего.

— Ракель, окна точно закрыты? — в очередной раз спросила секретаршу, поежившись и поправив на плечах пиджак Кэвина, который он мне мужественно пожертвовал.

— По-моему, это ты от страха, — хмыкнула та.

Я хотела было показать ей язык, но не рассчитала и макнула его прямо в кипяток. От неожиданности охнула, а вся комната теперь расплывалась из-за навернувшихся слез. Такой меня и застали вернувшиеся Кевин с Ильмиром.

— Значит, так, Ракель, — шеф кивнул секретарше. — Сейчас бежишь вниз, там в комнате отдыха в полном составе сушится и прихорашивается гарем. Ведешь их в какой-нибудь шикарный ресторан и кормишь так, чтобы забыли свои имена. И забалтываешь зубы. Вот прямо чтобы у них на собственные мысли в голове места не осталось, поняла? Я знаю, у тебя получится.

Секретарша поспешно кивнула и унеслась. Во-первых, Ракель хлебом не корми, дай вырваться на светский раут, а во-вторых, в воздухе отчетливо запахло жареным. И что-то мне подсказывало: это не соседи улики перед налоговой проверкой уничтожают и не на площади ведьму сожгли. По мою душу скандал грядет…

— Кев, закажи на вечер ужин и программу в этом отеле… как его?

— «Рижбургские ночи».

— Точно. Ужин, катание на колесе обозрения с шампанским и закусками, затем на всю ночь сауны, купальни и вот это вот все. Короче, самую их шикарную программу. Надо заглаживать нашу вину.

— Понял, сделаю.

Когда двери за Кевином закрылись, Ильмир повернулся ко мне. Язык все еще болел, чай стыл, а в моих огромных круглых глазах отражалась холодная ярость начальника.

Шеф так орал, что я поняла со всей обреченностью: работу потеряю. Вот прямо в эту минуту, стоя в кабинете, освещенном лучами заката. И не просто потеряю, а уйду с волчьим билетом, не смогу заплатить за жилье, еду, окажусь на улице, а жить буду в коробке из-под рояля.

— Бездарно! Бездумно! Безобразно! Без… — Он задумался. — Вы, леди… Безответственная! Безнравственная! Безалаберная! Без…

«Безработная», — услужливо подсказало подсознание, но я прикусила язык.

— Ваш провал, леди Леруа, грозит не просто финансовыми потерями. Он ставит под угрозу политическую ситуацию!

Я побледнела. Кажется, меня сейчас не просто уволят, а еще и под суд отдадут. С другой стороны, в тюрьме хотя бы кормят. И работу наверняка дадут. Так что это даже плюс в какой-то мере, а уж если стоит выбор между смертью от рук шефа и влачением бездомного существования, так покажите мне, демон подери, куда сдать плащ и где получить тапочки?!

— Что вы можете сказать в свое оправдание?

«Жить хочу!» — подумала я, но сказала другое:

— Этого больше не повторится, господин Сантери.

Постепенно